Граф Обоянский, или Смоленск в 1812 году

Князь не хотел подвергать опасности жену свою и потому заранее еще убедил ее - тотчас, по прекращении перемирия, ехать в главную квартиру, с тем чтоб следовать потом за оною; ибо авангард, находясь в беспрестанном действии, не мог быть надежною защитою. Друзья Тоцкого, к которым он адресовал жену, вызвались принять ее под свое покровительство, и потому он оставался спокоен, зная, что если бы и не допустили ее следовать за армией, то, без сомнения, укажут безопасное место, куда удалиться.

С отъездом Тоцкой лагерь принял вид более воинственный - повсюду была ежеминутная готовность вступить в дело. Перестрелка почти не умолкала по цепи; тучи казаков усилили отряд, и хотя не было еще наступательного движения с обеих сторон, но пожар войны, скоро долженствовавший обхватить обе страшные армии, уже разгорался.

С сего самого времени начались, и постоянно уже продолжались, крепкие утренники; мало-помалу солнце теряло теплоту, дни становились от часу ненастнее; войска наши сблизились к селениям, они хотя не могли похвастать удобными квартирами, но все не столько уже чувствовали наступившие первые морозы, которые с начала осени обыкновенно ощутительнее бывают. Над сгоревшей Москвой, во всю широту ее, простиралась по небу длинная полоса дыму; в авангарде догадывались, что это дым с биваков и что, видно, Москва не богата уже стала квартирами.

Два дни загадочного бессонного бдения медленно протекли с открытия действий. Беспрестанная перестрелка на аванпостах и частные, по всему протяжению оных, схватки предвозвещали наступающую последнюю борьбу... Так перебегающие столбы вихря предшествуют буре... Так у подошвы огнедышащей горы немый глагол подземного шума предваряет извержение. И час ударил! Небо изрекло грозный приговор свой... Великая, очистительная жертва открыла погребальное шествие из-за стен московских.

Часть третья

XXV

Восемь писем от партизана*** к княгине Тоцкой

13-го октября, 1812, 9 часов утра

Упадаю к ногам вашим, прекрасная княгиня, позвольте мне тут же сесть и продолжать.

Под эгидой вашего благочестивого напутствия счастливо вступил я в область неприятелей и сию минуту пишу к вам из Семипалатского. Вокруг меня квартиры французских гренадеров, но квартиры Мирославцевых отыскать еще не успел, хотя вы и указали мне вот на этот лес, который прямо перед окном смотрит на меня исподлобья, но мне все еще пока остается только радостная уверенность, что не далее как в моем объеме глаза укрывается и предмет моих поисков. Я ожидаю здесь возвращения двух гусаров, которые с утра бьются в этой глуши: с их прибытием мы выступаем. Отряд мой верстах в пяти на привале.

10 часов

Все еще нет моих гусаров, а мне без них с места нельзя тронуться. Они, кажется, должны бы отыскать хутор этого чудака: они здешние уроженцы и сами уверяли меня, что лес этот им очень знаком.

12 часов

Какая скука без дела! Смотрю в окно моей клетки, почти не спускаю глаз с березы, на которой должен появиться сигнал возвращения гусаров, длинный шест.

От нечего делать я расскажу вам, что здесь около меня, чем я обставлен.

Моя главная квартира - баня на берегу ручья, за которым лежат обнаженные поля и торчат кое-где кустарники; сзади - небольшая возвышенность, вдоль которой тянутся семипалатские избы, опушенные высоким лесом; на том конце, вдали, белеет церковь, за ней дом, а за этим домом другой, деревянный, выглядывает из густой рощи. Влево от меня огород, по которому теперь бродят два француза, в каких-то передниках, и копают из гряд, по-видимому, капустные кочни. Вот и все.

Половина 3-го часа

Сигнал подан. Прощайте, княгиня. Ах, если б вы могли теперь взглянуть на меня! Отворяется баня, из бани выдвигается до первых кустов нечто живое, полуползущее, это я. Письмо и карандаш в карман: сейчас начинается мой церемониальный марш.

14 октября 1812

Я продолжаю мое донесение Вашему сиятельству: ей-богу, сиятельству! Давно ли я сам так светел был от вашего сияния!.. Ах, княгиня, если б я был, ну, кто бы?.. Поэт. Ну, поэт, но с древними правами, то есть, чтоб слушались меня камни и слушали звери, я установил бы славный закон в пользу красоты... Но об этом провозглашу после; под личным влиянием моего сиятельного светила, под музыку вашего серебряного смеха, и даже под свисток Тоцкого, который бог знает за что зовет меня ветрогоном!

Слушайте! Слушайте! Мои два гусара атаковали семипалатский лес удачно. Они-таки добились до какого-то там зверька, принадлежащего к тайне существования Мирославцевых и вручили ему письмо ваше для доставления по адресу. Будет ли мне дозволено их видеть, еще не знаю: на это обещан ответ через два дни, ибо на два дни я с отрядом моим должен отдалиться влево.

Если вы захотите достать и прочесть мой сегоднишний рапорт в главную квартиру, то будете иметь перед глазами полный отчет моих действий. Прощайте, прекрасная княгиня! Встаю от ног ваших и сажусь на коня.

18 октября 1812