Граф Обоянский, или Смоленск в 1812 году

— Я уверен в этом, — спокойно отвечал Обоянский. — Чернь, конечно, готова посягнуть на все неистовства, но между офицерами не отчаиваюсь найти человека с душой, буду стараться приобрести его приязнь, а с нею и защиту чести моей. Мои лета и некоторый навык обращения с чужеземцами будут, уповаю, моими надежными защитниками; более же всего полагаюсь на милосердого Создателя; он видит чистоту моих намерений и не оставит меня. Его благостию нашел я неожиданное благополучие: поручить мое достояние в верные руки, ибо уверен, что вы не откажетесь взять под сохранение небольшой сверток, заключающий важнейшие для меня бумаги. Я запечатаю его моей печатью и тотчас принесу к вам. Человеколюбие обязывает вас не отказать мне в этом, а бог благословит вас за оказанную мне милость. Я замечаю, — продолжал граф, — что вас заботит такая комиссия: вы, может быть, полагаете не безопасным собственное ваше убежище и потому страшитесь обязывать себя ответом за целость оставляемого мной под сохранение; но я торжественно объявляю, что поручаю оное вам, как христианке, как другу, сударыня, если позволите мне так назвать себя. Между нами не может быть никаких по сему предмету расчетов; а ежели я умру, ибо бог волен в животе нашем, то вам предоставляю право отослать пакет мой в ближайшее присутственное место для раскрытия и исполнения, как будет следовать по закону.

Напряжение, с каким говорил граф, стараясь убедить Мирославцеву не противоречить его плану, его благородные, одушевленные величием черты лица, его важный и вместе умоляющий взор, все соединилось к тому, чтоб просьбе его быть исполненной.

— Я согласна, — отвечала Мирославцева, — имейте ко мне столько доверия, сколько успели внушить к себе. Ваши бумаги будут сохранены в целости: Антон пособит мне исполнить это слово, несмотря даже и на то, останется ли жилище наше неприкосновенным. Станем вместе молиться, — да пройдет наставшая година бедствия, и да сохранит нас всесильная десница божия.

Растроганный старец воздел к небу руки; на лице его отразилось благоговение; слезы катились по щекам его. Казалось, безмолвная, но красноречивая молитва воссылаема была им горе. Мать смотрела на него с умилением; Софья плакала.

— Вы нашли во мне подобие вашей дочери, — воскликнула она, — молитесь же за вторую дочь вашу, пусть чаша горестей ее не будет переполнена… Столько ужасов превышает слабые силы женщины!

— Благородная дева, — отвечал старец, как бы вдохновенный свыше, — горести твои окончились. Я именем божиим возвещаю тебе о сем. Дочь моя! Милая дочь моя! Ужели ты сомневаешься в любви божией; ужели думаешь, что христианина может постигнуть искушение свыше сил его?.. Потерпи еще. Смирись пред Господом, и на горизонте прекрасной твоей жизни появится светило блаженства и не закатится вечно!

Лицо Обоянского сияло тем блаженством, о коем возвещал он. Священный восторг пылал в его взоре; казалось, посланник божий стоит пред юной девой и возвещает ей непреложный завет небесный. София благоговейно наклонилась к руке добродетельного мужа и прижала ее к сердцу; слезы еще катились по лицу ее, но грудь освежилась; она дышала легко; сладостная речь старца, как живительный бальзам, пробежала по нервам, и тайная уверенность в истине возвещаемого им наполнила сердце ее.

Мать смотрела в умилении на это зрелище и улыбалась сквозь слезы. Ее доверенность и уважение к старцу, чудом заведенному в их убежище, возрастала от часу более; она ежеминутно открывала в нем новые достоинства и, что всегда привлекательнее, неистощимое богатство чувств. Чело, усыпанное снегом лет, почтено морщинами — приметами непогод, в жизни испытанных, следами душевных движений и глубокомыслия — так с благоговением смотришь на безыменный памятник, так с жадностию разглядываешь таинственные руны и силишься удержать, хотя бессмысленно, в памяти символические очерки их неразгаданных глаголов. Но с каким наслаждением любуешься на мудрого старца, сохранившего юность душевную. Как трогательна его дружба, как поучительна беседа, как доверяешься его улыбке, его одобрению, сколь радостно открываешь пред ним все тайны сердечные!