Граф Орлов и мелкий фюрер (СИ)

Когда в дверь аудитории вежливо постучал университетский охранник, Александр спохватился и начал складывать проверенные работы в стол, распределив разные курсы по разным ящикам, а непроверенные всей кипой в свой рабочий портфель. Он был убеждён, что с рюкзаком, аки школьник, на работу ходить не солидно. Аня торопливо закинула свои ручки, блокноты и термос в сумку. Девушка старалась не копаться, но, как назло, шарф запутался, перчатки падали из рук, сумка зацепилась за ножку стула… Охранник и преподаватель ждали её в коридоре, и как только девушка вышла, закрыли двери. Охранник вежливо попрощался и продолжил обход, а Александр с Аней пошли вниз, на выход. По лестнице спускались молча. Аня страдала от возрастающего гнева мужчины, а Александр напряжённо подсчитывал количество непроверенных работ и мрачно думал о том, что надо забежать в магазин за молоком и сосисками. Перебьётся сегодня ими. Только на выходе Аня позволила себе звонкое “пока”, через силу улыбнулась и помахала рукой. Александр что-то рассеянно ответил и побрёл к станции метро.

Аня, подавленная, плелась домой, грустно хрустя снегом. Что не так? Он, наверно, просто очень устал. Или она ему надоела? Пишет всё время, приходит, вертится вокруг… И вообще, серьёзнее надо быть, Саша ведь не один из её ровесников, у которых в голове ветер, а в зад… ней точке опоры шило метровое. Но как быть серьёзной, если совсем не хочется? Серьёзность хороша в мыслях и стрессовых ситуациях. В серьёзности люди увязают, как в болоте, окунаются с головой в апатию, равнодушие, серость… И равнодушие ни разу не лучше таких вот волнений по пустякам, совсем не лучше. Да и в чём смысл подобных издевательств над собой? Она готова меняться для Александра и самой себя: похудеть, выучить английский, научиться играть на гитаре, стать добрее и терпимее… но не скучнее. Чего стоит чувство, ради которого нужно выцвести изнутри?

А вообще, всё это ерунда. Аня тоже бывает резкой, ей все говорили. Друзья, родители, учителя в школе. Тогда почему так обидно? Первая размолвка, это должно было когда-нибудь произойти и это не повод выходить из окна небоскрёба. И мама с папой, бывало, ругались, и ничего. Просто мама научилась не отвечать на папину несдержанность, а он с умилением прощал ей такие маленькие слабости, как редкие приступы шопоголизма.

Аня понимала всё это, отчётливо осознавала и не могла прекратить думать. Всего лишь взгляд, один взгляд, толика раздражения, а она уже в истерике! Ну не годится никуда! Почувствовав в уголках глаз слёзы, Аня сердито фыркнула, придя домой, накапала себе валерьянки на кубик сахара. Подумала и схрумкала ещё один для профилактики. И решила ничего сегодня не учить! Часы показывали половину восьмого. Вот проторчала в универе всё свободное время и получила!.. Аня снова сердито фыркнула и направилась в ванную к зеркалу над раковиной. Уставилась укоризненно себе в глаза.

Анечка, прекрати, - выговаривала она себе. - Это был твой выбор, тебя никто силой не держал. И страдать сейчас из-за херни тебя тоже никто не заставлял. Такая ты самостоятельная! - девушка усмехнулась, подмигнула отражению и вернулась на кухню, чувствуя, что в зеркале больше не нуждается. Иногда нужно просто выговориться пустому пространству, и станет легче.

Она уселась на стуле у окна, укутавшись в старую кофту, которую в квартире забыл папа, поставила на подоконник кружку с чаем, открыла рот… и не смогла сказать ничего. Аня премило беседовала со стенами после каждой ссоры с родителями или друзьями, веселилась из-за восхитительной околесицы, которую сама же и говорила. Негатив уходил. Это была не столько причуда, сколько вынужденная мера: после подобных конфликтов серьёзно барахлило сердце. Во всё остальное время впечатлительная сердечная мышца работала, как маленький моторчик, и никаких сложностей не создавала. Сейчас у Ани были все шансы вспомнить давно забытые ощущения, когда бросает то в жар, то в холод, лицо становится белее мела, а дышать совершенно невозможно, и остаётся только открывать и закрывать рот в попытках втянуть воздух в лёгкие. Воскрешать в памяти данный опыт не хотелось, но слова, которые могли бы облегчить Анины душевные метания, застревали в горле. Такого никогда не было раньше. Раньше слова лились сами, гневные, печальные, остроумные или нелепые, а теперь они словно боялись. Как будто Саша может подслушать их и не простить. Аня верила в силу слов, не только произнесённых в слух, но даже подуманных, и отношения с Александром представлялись слишком хрупкими, чтобы выдержать то, что девушка хотела бы сказать. Глупо. Аня взрыкнула от злого бессилия, сходила за пеналами и блокнотом с толстой бумагой. Она будет пачкать пальцы фломастерами и громко петь песни!