Но слово «мальчишка» неожиданно поразило Вайолет словно укол дротика. Настолько странным оно казалось применительно к графу. Хотя и нет ничего удивительного: не мог же он появиться на свет уже взрослым и непоколебимым, как скала Гибралтар. И тут Вайолет представила его в отрочестве: долговязый, светло-каштановые волосы, мягкие черты лица, широко распахнутые от вида полуобнаженных женщин, бабочек и змей глаза, выполняет приказы других матросов, а ведь так не хочется подчиняться чужой команде. Как здорово было увидеть все это мальчишкой.
Почему он оказался в море? Было ли ему страшно? Беспокоился ли он, что не хватит еды? Кто знает.
— Мисс Редмонд, вижу, вы предаетесь воспоминаниям, но не могли бы вы поделиться со мной своими знаниями о Лакао или же признаться наконец, что не знаете ничего?
— Ах да… Возможно… — Вайолет принялась разглядывать потолок — на Лакао есть бабочки.
Она прикусила нижнюю губу, словно испугавшись своего предположения.
Потом опустила глаза и глянула на графа из-под ресниц.
Повисло молчание. Казалось, даже воздух в комнате движется, как будто они зрители у боксерского ринга, спешно делающие новые ставки, когда победа одного из спортсменов уже кажется неизбежной.
Синие глаза графа сузились.
— Возможно.
— Голубые бабочки?
Вайолет принялась застенчиво покусывать кончик мизинца.
Граф стоял совершенно прямо, а его взгляд стал вызывающим.
— Да, — коротко произнес он. — На Лакао есть голубые бабочки. Расскажите что-нибудь еще.
— М-м-м! — Вайолет кивнула с удивленным и обрадованным видом.
Его глаза еще больше сузились, и он подозрительно взглянул на неё.
— Голубые бабочки размером с шелковый веер? — Вайолет показала размер бабочек руками. — Переливающиеся на солнце оттенки голубого, фиолетового и зеленого, но в основном голубого?
Она с надеждой взглянула на графа. Ее глаза были чистыми, как весеннее небо.
Граф посмотрел на руки Вайолет, потом перевел взгляд на ее полные надежды глаза.
— Да, — помедлив, произнес он.
Его голос звучал сдавленно. Неужели он сдерживал смех? Или это уязвленная гордость? В глазах графа был странный блеск — радость вперемешку с чем-то еще.
— Хотите, я скажу вам их латинское название? — живо предложила Вайолет. — Морфо ге…
— В этом нет необходимости, мисс Редмонд. Благодарю вас. Почему бы вам не поделиться со мной еще одним фактом о Лакао? И побыстрее.
Он сложил руки на груди.
Они смотрели друг на друга также, как сидя за шахматной доской.
Перебирая в уме другие многочисленные факты, Вайолет, естественно, руководствовалась стратегией. Она смотрела на этого могучего, надменного, непоколебимого человека, ощущая привкус знакомого безрассудства, детское желание покорить то, что покорить невозможно. Она хотела сорвать с него маску отчужденности и высокомерия, чтобы граф наконец увидел ее.
— Что ж, — начала она с выражением нежной невинности на лице, но ее голос звучал тихо и приглушенно, отчего лицо графа тут же приняло настороженное и заинтересованное выражение, — я слышала, женщины на острове ходят обнаженными выше пояса. Они не закрывают грудь.
Вайолет почти заметила, как граф затаил дыхание, заметила его удивление, словно теперь пришла его очередь метать дротик; увидела мгновенную вспышку в зрачках, словно зажглась звезда.
И тут он расслабился. Это было очевидно. В его взгляде появилось какое-то опасно-задумчивое выражение. Вайолет вспомнила такой же его взгляд во время бала. Она была уверена: он представлял ее в своей постели за определенным занятием. Вайолет не знала, зачем стремится вызывать в графе подобные мысли. Все это было так не похоже на наивное обожание молодых людей, которым она упивалась в Лондоне. Это было нечто более сложное и опасное, какой-то проснувшийся, но тут же задавленный животный инстинкт, тем не менее, продолжавший бушевать в крови.
Граф действительно был дикарем. Он не любил, когда его дразнили.
И все же он не смог не отозваться на слова и голос Вайолет. Он был мужчина, а она женщина, и упоминание об обнаженной груди вызвало в его воображении образ самой Вайолет, разгуливающей в одной набедренной повязке. «Я могу воспользоваться вами когда пожелаю».
Граф шагнул к ней и остановился. Вайолет снова ощутила его запах. Внезапно она вспомнила, как он брился, намыливая щеки душистой пеной.
И когда они смотрели друг другу в глаза, все снова изменилось. Воздух в комнате сгустился словно опиумный дым, каждый вдох стал мучением и наслаждением, ее дыхание участилось от предвкушения событий, которые могли бы оказаться роковыми или изменили ее жизнь. И вновь она словно погрузилась в глубокую воду, не в силах спастись, и оставалось бороться за выживание, хитростью добиваться своего.
Новое ощущение пришлось Вайолет по душе больше, чем следовало бы. И в то же время ее охватил страх.
— Верно, — спокойным, ровным голосом ответил граф. — Женщины на Лакао не носят ничего, кроме набедренных повязок, мисс Редмонд.