Граф с Земли (СИ)

— Не собираюсь я никого жарить! — вдруг вспылил Виктор. — Слышишь меня? Не собираюсь! Если для тебя человеческая жизнь не значит абсолютно ничего, то это не моя беда. Я ценю каждый миг, данный мне, и не смею лишать аналогичного времени кого-то другого. Я не считаю себя человеком принципов, но некоторые соображения по поводу морали у меня, знаешь ли, тоже имеются.

— Поражаюсь я тебе, Богданов, — задумчиво почесал свою бороду Лагош. — Вся твоя земная жизнь прошла, можно сказать, в муках. Жена умерла давным-давно, зрелость и старость пролетели в полном одиночестве… как у тебя ещё остались силы на мораль? Поверь, в этом мире всем на неё глубоко наплевать. И если ты считаешь, что Земля преисполнена лицемерия, то тебе явно стоит побывать в Авельоне да поглядеть на местную знать. Залюбуешься!

— Плевать я хотел на местное лицемерие. Я не несу за них никакой ответственности. Единственный человек, действия и мысли которого должны меня волновать, это я сам. Не знаю, что там, за гранью жизни и смерти, но мне бы очень не хотелось умирать плохим человеком. Чужие слабости, знаешь ли, не делает меня сильнее.

— Ну, да, да. А чужие глупости не сделают тебя умней. Что ж, Богданов, я рад, что выбрал именно тебя. Столь добродушного человека как ты я не видал уже давненько. Ставлю на тебя всю свою месячную зарплату, моя маленькая самокритичная лошадка, хе-хе! Н-но-о-о!

Виктор хотел было обидеться, но махнул рукой:

— Ладно, ладно. Что значит «ставлю на тебя зарплату»? К чему ты это сказал? Это и есть тот подвох, да?

Лагош пожал плечами:

— Да мало ли. Вот когда караван доберётся до Авельона, тогда и будет видно, есть подвох или нет, — расплывчато ответил он и, достав из ниоткуда запалённую трубку, втянул в себя горький табачный дым. — И, кстати, хочу тебя предупредить: вполне возможно, это последний раз, когда мы с тобой видимся. Быть может, я более не появлюсь на твоём горизонте. И если у тебя остались ко мне какие-то вопросы, то задавай их сейчас, и если они мне понравятся, я на них отвечу.

— Во-первых, скажи, я правда здоров? Ну, в том теле. Я не умру от рака через месяц-другой? Не склею ли ласты от старческого недержания?..

— Отличный вопрос! Отвечу без утайки: да, твоё тело целиком и полностью молодо и здорово. Оно, можно сказать, очищено даже от тех болячек, что были у тебя сорок с лишним лет назад. По сути, ты младенец, Богданов. Самый настоящий младенец, чёрт тебя дери.

Виктор облегчённо вздохнул:

— И на том спасибо. А что с Грокотухом и Йормлингом? Можно ли им верить? И стоит ли говорить о себе как о пришельце из другого мира? Раскрывать ли тайну наёмникам?

— Я же говорил, это твоё дело. Решай сам. И, кстати, больше я за тобой приглядывать не буду, так что если напорешься на чей-нибудь кинжал, то истечёшь кровью и умрёшь. Никто не подымет тебя из небытия. Твоей плотью отобедают дикие звери, а останки сгниют в какой-нибудь непроходимой чаще.

— Ну, дай хоть парочку советов, хоть какую-нибудь наводку, молю тебя! Что мне делать после прибытия в Авельон? Следовать за караванщиком и искать помощи у тех, к кому он собирался обратиться? Пожалуйста, ответь!

Лагош прикрыл глаза и сделал крупную затяжку. Задержав дым в лёгких на несколько секунд, выдохнул его прямо в лицо Виктору и, вдруг встав из-за стола, закричал:

— Ублюдок! За племя!

— Что? — не понял Виктор. — Чего ты так кричишь? Что я сде…

Тяжёлый ботинок Лагоша со всего размаху врезался подошвой в грудь старика. Виктор, не ожидав такого поворота событий, зажмурился от боли и упал со стула. Но полёт этот оказался несколько длиннее, чем следовало бы — покинув сон, молодое тело Виктора вылетело из телеги и упало на влажную траву. А на самом обозе, оттолкнув в сторону Грокотуха, стоял разъярённый Грош’ну, руки которого всё ещё были перевязаны из-за ожогов, оставленных огненными рунами. Потерявший рассудок пепельник заставил караван остановиться: ударом здоровенного тесака он обрубил поводья, и лошади вдруг ускакали вперёд, оставив обоз позади. Несколько наёмников тут же окружили головную телегу, но впавший в ярость Грош’ну явно намеревался прикончить Виктора вне зависимости от того, сколько «Орлов» преградит ему путь.

— Я тебя на куски изорвать! За племя! — взревел он и спрыгнул на землю, всего в шаге от находящегося в горизонтальном положении Виктора. К пепельнику тут же подскочил один из наёмников, и Грош’ну резко перевёл внимание на скакуна. Размашистым ударом он подрезал коню брюхо, отчего тот встал на дыбы, выкинул из седла всадника и завалился на бок, задрыгав в конвульсии всеми конечностями.

— Не убивать! — рыкнул Грокотух. — Брать живым!

— Всех порешать! — не унимался татуированный пепельник. — Всех перерезать, если надо!