Граф с Земли (СИ)

— Какое потрясающее сравнение, сэр! Мой линкор тоже частенько называют то «разящей молнией», то «предвестницей смерти». Мне льстит такая поэтичность. Я вообще считаю себя человеком довольно возвышенным, а оттого любящим и ценящим поэзию.

— Но ведь это клише, Николас, — заявила Даша, явно заигрывая с собеседником. — Возвышенный человек не обязательно должен любить всё то, на чём держится высший свет. Вот мой муж, к примеру…

— Прошу прощения, — перебил Виктор, не желая слушать эту беседу. — Сэр Шарп, где здесь уборная?

— Во-о-он та дверь. Спросите лакея, он принесёт вам все необходимые предметы туалета. И не давайте ему на чай! Надеюсь, вы не из милосердных, что равносильно слабовольному…

— Угу, — пробурчал иномирец, вставая из-за стола.

Настырность нежданного гостя вывела Виктора из себя. Отойдя на приличное расстояние от стола, он крепко стиснул зубы и довольно громко выругался, что не осталось незамеченным небольшой стайкой знатных барышень, сгруппировавшихся неподалёку и сплетничающих обо всём подряд. Дамы поражённо раскрыли рты, ведь теперь у них была новая тема для оживлённой беседы — не соблюдающий правила приличия никому не известный бородатый мужчина.

Виктор отмахнулся от лакея, поджидающего возле уборной. Распахнув дверь он сперва поразился этому подобию «Овального» кабинета в Белом доме США, с той лишь разницей, что по краям стен выпирали из стен странной конструкции унитазы, а в центре уборной журчал богато украшенный цветным стеклом умывальный фонтан. Но через миг раздосадовано махнул рукой, когда увидел двух катающихся по полу и вцепившихся друг другу в волосы напыщенных индюков в праздничных костюмах. Видимо, двое представителей знати что-то не поделили и решили сперва разобраться «по-мужски», и вот, что из этого вышло. Виктор, тяжело вздохнув, перешагнул через дерущихся и подошёл к фонтану с целью умыться.

Закончив это недолгое дело, он неохотно вернулся за стол, где всё ещё ворковали Даша и Николас. Последующие полтора часа Виктор, проклиная всё на свете, слушал и слушал о том, как адмирал, только лишь благодаря своей смелости и отваге, отчаянно топил три года назад пиратские и варварские эскадры в южных морях, а затем с мастерством самих богов подавлял бунт в одном из торговых городов-портов. О том, как герцог послал линкор «Принципио» к бескрайним северным льдам, дабы удостовериться в целостности и сохранности китобойного поселения и его населения, а там его встретил воинственный и безжалостный народ беловолосых дикарей, количество которых исчислялось сотнями. О том, как дамы вешаются ему на шею целыми делегациями, но он, такой верный и принципиальный, хранит себя для единственной и неповторимой, которую ещё, разумеется, не встретил, но которая может находиться где угодно, даже за одним столом с великим и совсем не самовлюблённым адмиралом.

Долгую и нудную беседу прервал наконец объявившийся герцог. Как только он появился на всеобщем обозрении, зал замолчал. Виктор ожидал увидеть на правителе самые яркие из виденных за сегодня одежды, но реальность оказалась несколько иной: Его Светлость был облачён в абсолютно чёрную мантию с высоким воротом, а его длинноволосую русую голову украшала скромная зубчатая корона. Опираясь на символ власти в Авельоне — монархический посох с золотым «орлом» вместо набалдашника — он в окружении шести латных стражей добрался до своего трона и, усевшись на него, поднял руку, привлекая к себе внимание тех, кто всё ещё не понял, что за персона появилась в зале. Музыканты прекратили играть, и лишь один из них — арфист — продолжил свою негромкую фоновую мелодию.

— Дамы и господа! — начал свою речь герцог, и его мягкий бархатистый голос как по волшебству прокатился по всему гигантскому помещению. Видимо, не обошлось без магии, решил Виктор. — Леди и сэры! Друзья и подруги, братья и сёстры, все родственные и знакомые души, я рад приветствовать вас на этом торжестве! На торжестве, к которому всю жизнь готовится каждый отец без исключения. И сегодня я произношу эти слова не как правитель, не как первый представитель государства и его защитник. Я говорю как родитель, как счастливый родитель дочери, которую я скреплю в благородном союзе с самым достойнейшим из тех, кто попытает удачу и рискнёт жизнью ради неё! Разумеется, для меня это очень ответственный шаг, и я, как и моя дочь Оливия, очень волнуюсь.

Откуда-то появился епископ Клод Люций. Не произнося ни слова, он сел на трон справа от герцога и окинул всех собравшихся недоверчивым взглядом. А Герберт Чаризз тем временем продолжал: