– Ой, здравствуйте, Степан Алексеевич и Иван Дмитриевич...Я тут, фруктов принесла. – сказала она как-то замявщись перед главой Истребителей и моим дедом.
Степан повернул в мою сторону свою голову и подмигнул. Что он там мне пытался сказать, я так и не понял, но положив свою руку ей на спину, он подтолкнул её внутрь палаты, отчего она чуть не упала.
– Ну, я тоже пойду, внук. – как то резко сказал дед. Что здесь вообще происходит? – Не буду мешать.
Он встал со стула, и тоже зашагал к двери. Открыв её, он посмотрел на меня в последний раз и закрыл дверь.
В палате мы с Кариной остались одни и в воздухе, отчётливо витало чувство неловкости.
– С пробуждением. – сказала она неловко и подойдя ко мне, положила апельсины на тумбочку, а цветы поставив в вазу, села на стул.
– Спасибо. Я очнулся где-то десять-пятнадцать минут назад.
– П-понятно.
И вновь в палате образовалась тишина.
– Я в порядке. – решив, как то начать разговор, сказал я. – И свое решение я выбрал сам.
– Ясно. И всё таки, я виновата перед тобой.
– Ты не виновата. – оборвал я её на этой мысли. – Если кто и виноват, так это я. Я не до конца продумал свой план, не удостоверился в том, что всех убил. Это я виноват. Ты здесь непричем.
– И всё же ты пострадал из-за меня! – из её глаз брызгнули слезы. – Если бы не я...
– Хватит. – я закрыл глаза. – Все началось с того что я сам тебя пригласил в этот Разлом. Вина тут только моя. Моя жадность во всем виновата и я поплатился за это.
И вновь началась неловкая тишина, которую нарушил звонок телефона.
– Ах, прости. Я должна была поставить на беззвучный режим и забыла.
– Все хорошо.
Приняв звонок, она поприветсвовала собеседника с другого провода, а затем протянула телефон мне.
– Тут тебя спрашивают. Говорят, что срочно.
Я нахмурился, но взяв вялыми руками телефон, прислонил к уху.
– Ало? – сказал я.
–