Граф Соколов – гений сыска

Что делать? Ночь не сплю, другую бодрствую. А пожары уже более полугода продолжаются. Опять жертвы – сгорела какая-то старуха и ее внук. Главное – причина не понятна. Жгут всех подряд, но более других достается барону Вольфу и пастору. Губернатор грозит уже меня самого на Сахалин этапировать. И вдруг осенило! Вспомнил молодость, когда с приятелями захаживал в немецкий пивной зал на Измайловском проспекте. Ходили туда многие, за несколько кварталов обитавшие. И знаете, почему? Лишь потому, что там бесплатно к пиву давали соленые сушки. Грошовый пустяк, но, право, какая-то магия – именно сушка туда притягивала.

Отправил агентам несколько мешков сушек, научил, как действовать.

Жена Рацера округлила глазищи:

– Неужто подействовало?

– Именно! Навалились аборигены на дармовые сушки, пиво хлещут, пардон, пьют в три горла, языки развязались. И вот однажды среди ночи ко мне на квартиру заваливается агент. С порога кричит: «Всю правду вызнал! Поджоги устраивает сам брандмейстер Залит».

Диевский удивился, спросил Кошко:

– Зачем ему это нужно?

– Незадолго до описываемых событий скончался местный пастор. На вакантное место рассчитывал брат брандмейстера, но барон поставил своего человека. И тогда, в отместку, этот Залит начал устраивать пожары, чтобы баламутить народ и тем самым отомстить барону Вольфу.

Старый граф, внимательно слушавший рассказ, возмутился:

– До чего пали нравы государственных чиновников! Сам поджигает, сам тушит, да еще награды и жалованье получает. И чем история закончилась?

– Мы провели обыск в доме брандмейстера, у его брата и двух подручных. Нашли большие запасы керосина, пороховые шнуры, несколько десятков аршин трута и прочее. Суд приговорил брандмейстера к восьми годам каторги с лишением всех прав состояния. На каторгу отправили и помощников злодея. А я получил от Пашкова денежную премию. Он восхищался: «Надо же, на сушку уловил злодеев! Ай да молодец!» Об этом и газеты писали.

Старый граф, маленькими глотками смакуя бургонское, одобрил:

– Браво, вы, сударь, поступили и впрямь остроумно! – И повернулся к сыну: – Ты, Аполлинарий, восхищен?

Без восторгов

Соколов молчал. Кошко победно посмотрел на него:

– Что же вы молчите, Аполлинарий Николаевич? Мне тоже интересно ваше мнение. – Начальник сыска явно ожидал похвал.

Тяжело вздохнув, Соколов промолвил, вдруг переходя на «ты»:

– Аркадий Францевич, ты сколько времени разоблачал злодеев?

– Ну, поболее полгода. А что?

– Пока ты беспомощно развлекался пивнушкой-сушкой, горели дома, гибли люди. Какой же это успех? Какие тебе награды? На месте губернатора я тебя выпорол бы и отправил в будочники. Все это дело можно было бы распутать быстрей, чем мы тут обедаем.

Кошко заносчиво привскочил со стула:

– Каким образом?

– На пожарищах, как ты сам сказал, всегда ощущался сильный запах керосина. Стало быть, надо начинать с владельца москательной лавки. Кто у него много керосина скупает, тот и поджигатель.

– Так он не сказал бы! – крикнул Кошко. – Они, собаки, все там запуганы. Каждый за себя дрожал.

– Сказал бы! По бегающим зрачкам и выражению лица я сразу бы догадался, что он правду знает. В конце концов, облил бы его керосином и пригрозил зажженной спичкой. Мол, чик – и ты факел!

Старый граф возмутился:

– Фу, Аполлинарий, это ведь варварство!

– Варварство, папа, когда по вине молчавшего лавочника гибли люди. Он-то знал, кто у него подозрительно много приобретает керосина! Я бы его и сейчас отправил, скажем, на золотые прииски Витима, коли он такой сребролюбивый.

Кошко враз помрачнел, сознавая, что Соколов прав. Но тот вдруг весело и добродушно улыбнулся:

– Уверен, что ты, Аркадий Францевич, послужив вместе с нами еще годик-другой, станешь грозой взломщиков, карманников, магазинных воров и угонщиков колясок!

Обретенный бриллиант

Соколов знал гастрономические пристрастия отца, еще загодя он приказал повару Кобзеву:

– Владимир Григорьевич, сделай ударение на рыбном!

Теперь настал момент, когда лакеи на бегу с непостижимой ловкостью – лишь на кончиках пальцев – тащили подносы со стерлядью паровой в шампанском, форелью, припущенной целиком, с запеченной осетриной «Валаамские старцы», судаком отварным, фаршированной крабами севрюгой на вертеле – «Королевские мечты» и другими яствами.

Старый граф восхитился:

– Надо же, у вас тут кухня получше парижской!

Он и впрямь был приятно удивлен. Старый граф почему-то полагал, что общество, в котором нынче вращался его любимый сын, мало чем отличалось от разбойничьего. Но здесь он встретил людей хотя чинов невысоких, но вполне приличных. Повернулся к молчавшему весь вечер Жеребцову:

– Сын сказал мне, что вы, молодой человек, его ближайший сподвижник. Сделайте старику одолжение, поведайте о каком-нибудь вашем отличном деле.

Жеребцов залился краской смущения.

– Николай Александрович, я рядовой сыщик и все дела мои рядовые, обыденные.

– Ваше превосходительство, – встрял в разговор вечный балагур Ирошников, – Жеребцов манкирует вашей просьбой. Прикажите, чтобы он рассказал про бриллиант домовладельца Гурлянда.

– Приказываю!