Граф Таррагона

– Моего помощника, кто еще не знает, зовут Рамон! Он вместе с моими людьми всех вас перепишет… – Филипп бросил быстрый взгляд на него, но тот испуганно покачал головой, давая понять, что не умеет писать и вообще неграмотен. Де Леви кивнул ему и сказал, адресуя свои слова монахам, стоявшим чуть поодаль от места построения. – Ему помогут наши добрые братья во Христе! Им, как будущим проповедникам истинной веры среди язычников, надо делом доказать свою полезность! Падре! – Он жестом подозвал старого монаха, бывшего старшим среди группы священнослужителей. – Извольте оказать помощь нашему помощнику Рамону…

Тот смиренно поклонился и, жестом подозвав остальных монахов, пошел к Рамону.

Филипп еще раз бегло осмотрел новобранцев, развернулся и направился к палатке. Первый шаг к завоеванию был сделан – армия, если ее можно было так назвать, была почти собрана.

Оставались несколько трудных шагов на пути к Таррагону. Первый – это скомплектовать их, превратив в мобильных и послушных его воле воинов. Второй – обеспечить, как можно большее число людей, лошадьми или мулами для маневренности армии. Третье – докупить или захватить у врага дополнительное вооружение, амуницию и провизию. Ну, и четвертое, самое главное – направить гонцов к королю Альфонсу Арагонскому и графу Беранже Барселонскому, предложив им принять участие в походе взамен на оммаж, который Филипп – он же Робер Бюрдет принесет кому-то из них за завоеванные земли и владения.

В то, что кто-нибудь из них откликнется и пришлет реальную помощь, Филипп сильно сомневался, но, тем не менее, не хотел придавать своему походу вид дикого и грабительского наскока, поэтому и решился потратить и потерять время, ожидая ответов.

Он поделился своими соображениями с Рамоном, который спорить не стал, буркнув лишь в ответ:

– Ваша воля, дон Робер… – он и сам терпеть не мог, вот так, в пустую, сидеть и ожидать ответа, смысл которого был и так ясен – никто из властителей не согласится и не пришлет им помощь и поддержку. – Поеду, пожалуй, в Бургос и Барбастро, – он с виноватым видом, словно извиняясь, посмотрел на Филиппа, – дел невпроворот. Надо мулов, да лошадок прикупить, да оружие, да кольчуги, коли попадутся…

Де Леви вздохнул и, поблагодарив его за понимание, отпустил…

Рамон возвратился только через десять дней, он просто сиял, умудрившись по сходной цене оптом прикупить почти все, что было необходимо отряду для быстрого передвижения по вражеской территории с сохранением почти полной автономности. Даже умудрился сговорить нескольких кузнецов и шорников – всех весьма лихого вида и живописной наружности, дабы иметь под руками постоянный ремонт.

Буквально на следующий день возвратились два воина, которых Филипп отправлял к королю Арагона и графу Барселоны. Оба, разведя руками, с расстроенными и виноватыми лицами объяснили ему, что, мол, государи были рады несказанно, но сейчас сильно заняты внутренними проблемами и войнами в приграничье, что, мол, людей у них нет – все буквально наперечет. Второй же гонец замялся и смущенно добавил, что граф Барселоны попросил передать, что Таррагон, захваченный христианами и отбитый у мусульман в 818 году, хотя, и утрачен сейчас для его власти, но граф все равно считает его своим леном. Посему граф волен сам выбирать вассалов на владения, а не довольствоваться химерическими предложениями неизвестных ему, но, несомненно, благородных сеньоров…

Услышав последние слова, де Леви едва сдержался – настолько ему захотелось врезать по уху ни в чем не повинному гонцу, чей задачей было лишь предложить и услышать отказ, а не получать затрещины абсолютно ни за что.

Был яркий полдень. Импровизированный совет небольшой армии де Леви – Бюрдета собрался в его палатке. Старый и седой священник, который прибился к его воинам с группой монахов, словно на удачу, оказался ни кем иным, как епископом Таррагона, изгнанным мусульманами и восставшими горожанами из города и епархии, которую он так толком и не успел организовать. Сама судьба, казалось, своей невидимой дланью подталкивала рыцаря к походу именно на эту мятежную и спорную область приморской Испании. Фаталист, а де Леви стал причислять себя именно к этой категории людей, усмотрел бы во всем этом четкие персты и знаки судьбы. И вот, получив отказы, в чем он и не сомневался ни единой секунды, Филипп грустно улыбнулся, хлопнул себя по коленям, поднялся и сказал:

– Завтра всем готовиться. Мы выступаем…

Рамон, услышавший его слова, оживился и, блеснув глазами, обрадовано произнес:

– Вот, и слава Господу… – он направился к выходу из палатки, обронив на ходу, – Скажу им, что идем на Таррагон!

Де Леви резко осадил его:

– Не вздумай! Никто, кроме нас с тобой, не должен знать о конечной цели нашего похода…