Граф Таррагона

Почти неделю пути, разделявшего Руан от маленьких северных портов Испании, рыцари общались между собой и практически не выходили из каюты, разве что по нужде или для пополнения запаса еды и питья.

Слава Богу, что шторма они так и не застали. Резкие порывы юго-западного ветра отнесли его севернее. Правда, из-за этого ветра нефу приходилось то и дело закладывать широкие галсы, отчего частенько скрипел такелаж, да противно, с завываниями, трещала обшивка судна.

Но рыцари – все-таки молодость и здоровье их крепких организмов сыграли важную роль – уже к исходу второго дня пути почти перестали обращать внимание на небольшую болтанку.

Робер, вволю наевшись и утолив свой звериный голод, все-таки он толком и нормально не ел почти десять дней, дожидаясь отправки нефа в Испанию, практически без умолку рассказывал о свой жизни в Нормандии, не упустив ни малейшей подробности.

Филипп с нескрываемым интересом слушал немного сбивчивый, но достаточно красочный и живой рассказ товарища по путешествию, запоминая имена родителей, предков и всевозможные моменты из жизни рода Бюрдет. Он, нет-нет, но иногда прерывал повествование спутника, задавая уточняющие вопросы, послушно кивал головой и даже спорил, особенно в тех местах рассказа, где затрагивались взаимоотношений Нормандии с Францией. Здесь, как ни крути, а срабатывал уже въевшийся во франка рефлекс – король всегда прав и за него надо стоять горой. Хотя, в эти моменты де Леви особенно остро и пронзительно ощущал внутреннюю душевную напряженность, ведь и его Людовик, хоть и помазанник Божий, а грубо и неприкрыто использовал, морально переломал и, в конце концов, практически открыто запретил исполнять клятву, данную им над телом Клитона.

Он сжимал зубы и отводил глаза в сторону, словно боялся, как бы нормандец не увидел его внутренний душевный раздрай, царивший в самой глубине его сердца…

Так прошли еще несколько дней пути…

Когда же Робер, смутившись, попросил Филиппа немного рассказать о себе, де Леви долго отнекивался, но, не устояв перед искренними взглядами соседа по каюте, сдался, правда, решил все-таки рассказать о себе лишь отчасти. Его тяготило прошлое, да и на Робера могло отрицательно подействовать услышанное, ведь, как ни крути, а именно он был возле молодого герцога в минуту его смерти, именно он мог попытаться заслонить собой тело Гильома и принять этот проклятый арбалетный болт на себя. Но…

– Я тоже, можно сказать, родился в очень простой и скромной семье… – Филипп долго пыхтел, прежде чем смог начать свой рассказ, – мой отец сейчас монах. Мне трудно объяснить, что подвигло батюшку оставить свет и уйти в монастырь, но… – он снова вздохнул, – Бог ему судья. Сейчас он, – Филипп запнулся, отвел глаза в сторону, словно смущаясь слушателя, – он сейчас епископ в Шартре…

Робер даже подскочил от неожиданности, всплеснул руками и громко крикнул:

– Все! Я знаю! Вернее сказать – я слышал о нем! Это же монсеньор Годфруа де Леви! Святой рыцарь!.. – Нормандец с восхищением стал трясти руку Филиппа. – Даже у нас, в Нормандии, уж насколько мы, если быть честными, недолюбливаем франков и короля Людовика, очень уважают этого сеньора!

– Право, не стоит… – Филипп высвободил руку из его крепкого хвата. – Мой отец, всего лишь…

– Всего лишь рыцарь, нашедший Господа! – вставил Робер. – У нас до сих пор ходят легенды о том, как он вынес на руках тело убитого друга! Даже сам король Генрих, этот подлый узурпатор, – Робер презрительно передернулся, – и тот возымел стыд, взял, да и остановил ход сражения под Бремюлем!.. – он весело подмигнул де Леви. – Согласись, а ведь мы здорово надрали вам зад тогда, а?..

– Я не участвовал в этом сражении… – попытался отговориться де Леви.

– Ой, прости меня, если я чего-то лишнего сказал… – стушевался Бюрдет. – Сам не пойму, с какого перепуга я возрадовался победе Генриха…

– Ерунда, Робер… – Филипп улыбнулся. Ему импонировала почти детская искренность нормандца, сохранившего способность на чистые и несдержанные эмоции. – Я нисколько не обиделся. Так вот, – он продолжил свой рассказ, – детство своё я провел в небольшом, но очень крепком, почти неприступном замке в Иль-де-Франсе. Местечко Сент-Ном. Не слыхал? – Робер отрицательно покачал головой. Этого и следовало ожидать, Филипп усмехнулся, – совсем тихое местечко, окруженное лесами…

– Кабанов, наверное, полно… – задумчиво произнес Робер., – да и оленей тоже…

– Верно! – Франк хлопнул его по плечу, – как вернемся, сразу же ко мне! Милости прошу! Такая, брат, охота! Закачаешься!..

– С превеликим удовольствием, Филипп! – Робер радостно кивнул головой.

Де Леви машинально кивнул в ответ, посмотрел в окно, откуда открывался прекрасный вид на слегка волнующееся море, вздохнул и продолжил:

– Потом я служил во Фландрии вместе с покойным графом Гильомом Клитоном…

Услышав это имя, Роббер вскочил, да так резко и быстро, что сильно ударился головой о балку судна, на которую опирался потолок их небольшой, но весьма уютной каюты.