Граф в законе. Изгой. Предсказание

Вик прикрыл голову подушкой. Чуть-чуть отдалился шум, но все равно изнурял, нервировал своей назойливой беспрерывностью.

Мучительная пытка отдалила его ото всех. Он сник, замкнулся, стал жить обособленно 9 своем невыносимо галдящем мирке. Лечащий врач с усиками, как гусеницы, сочувственно и глубокомысленно хмыкал и уходил.

Почти смирившись с тем, что его душевная болезнь неизлечима, Вик невольно стал вспоминать о различных способах самовольного ухода из жизни.

Но однажды утром, проснувшись и высвободив голову из-под подушки, он уже по привычке начал невольно прислушиваться к роящимся голосам. Они летели к нему, как пчелы к улью, но удивительно — он не испытывал прежних страданий. Летели и летели. А он почти спокойно принимал их. Лишь легкое, уже знакомое раздражение недовольно роптало где-то приглушенно, но его можно было подавить, убрать самовнушением.

Это утро Вик пролежал в кровати, расслаблялся и внушал, внушал себе, что здоров, абсолютно здоров, что все происходящее с ним — благо, проявление необычных способностей его мозга, открывшихся после травмы, что он привыкнет к этому, как привык к шороху листьев, к шуму дождя, наконец, к вопящей музыке, которая каждый вечер рвалась со двора в окна общежития.

Кажется, убедил себя: сумбур людских мыслей уже не мешал думать. А думы пошли приятные. Они рисовали чуть ли не библейские картины его второго бытия, где он идет по миру, сея доброе, счастливое, поражая и восхищая других своими неземными возможностями. Боже мой, теперь он узнает тайные помыслы каждого! А это откроет ему!

В нахлынувшем возбуждении он перебросил подушку себе в ноги, развернулся, лег головой к голове соседа и стал «слушать».

Озлобленные будничные мысли, напичканные матом, как сало чесноком. О стерве-невестке… о ее пакостной мамаше… о бедняге-сыне, которого мытарят и дома, и на работе.

Вик отважился на эксперимент, сказав соседу:

— Зачем вы так переживаете? У вашего сына все будет хорошо.

— Я тоже считаю… — не освободившись от своих раздумий, ответил сосед и вздрогнул, растерянно заморгал, — Откуда вы знаете про сына?

— Так вы же сами сейчас говорили, — отгородился он вымыслом.

Набежала волна бездумной радости. Вик вернул подушку на прежнее место, чтобы снова без внешних помех осмыслить, понять происходящее. Со школы он помнил, что физики изучили все — от сверхжестких гамма-лучей до сверхдлинных волн. Вроде бы природа здесь уже ничего скрыть не может. Пожалуй, хвастаются физики — не все изучили, есть еще неведомая биологическая связь. Его вдруг осенила догадка, элементарная, первоклашечная: парапсихологическая связь! Кто теперь я? Александр Калиостро? Вольф Мессинг? Григорий Распутин? Нет, они не были способны на такое.

Вик задержал дыхание, чтобы успокоиться. Выдохнул и отметил про себя: «Да, слепо, слепо еще человечество. Разобраться в элементарных частицах куда легче, чем выявить тайну рождения и движения мысли». Снова глубоко вздохнул, гордо и независимо, так, как будто уже ощутил, что сидит на царском троне.

Глава 2 Иисус Христос и Виктор Санин

Нелепое сравнение. И наш герой так считает… Впрочем, все зависит от того… Подождем…

Самое поразительное случилось после ужина.

У противоположной стены больничной палаты располагался угрюмый лохматый кавказец. Возвращаясь из столовой, он доставал из ящика, стоящего под кроватью, два яблока и, отвернувшись к стене, чтобы никто не видел, хрумкал смачно и жадно.

«Хоть бы угостил», — завистливо подумал Вик.

Вдруг кавказец недоуменно повернулся и, приподнявшись на локте, тупо уставился на Вика.

«Что это с ним? — удивился Вик. Смотрел долго, секунд пятьдесят… — Ну дай, чего жадничаешь?» — развеселился Вик. Рука кавказца описала дугу (в баскетболе это называется «крюк»), и на подушку Вика плюхнулось розовато-желтое яблоко. Вик замер, туго соображая, что произошло. «Услышал немую просьбу? Здесь что-то не так. А как? Неужели услышал?»

Замелькали безответные вопросы… Он не верил тому, что сам видел. Не верил — и все. Но яблоко, отливая самодовольным глянцем, лежало на подушке.

И тогда, чтобы убедиться в реальности свершившегося, он отважился на озорную наглость. В лохмы кавказца полетела новая скрытая просьба: «Позвольте мне самому брать из ящика… Самому… из ящика… Иногда… По одному яблоку…»

Кавказец сердито зашевелился на кровати. Сбросил ноги на пол, слепо нашарил домашние туфли и, как осторожный охотник, высоко поднимая колени, зашагал к Вику.

Склонился над ним, шепнул в самое ухо:

— Бери, когда захочешь. Только чтоб не видели.

— Да я пошутил, — смущенно защитился Вик.

— Пошутил? — Долгим был процесс осознания. — Ну, правильно. Много есть вредно. Мне их прописали как лекарство.

Вик был в смятении. Очередное открытие никак не укладывалось в рамки привычного. «Я могу внушать на расстоянии?!» Бредовая мысль пульсировала, билась, как сумасшедшая. «Надо еще раз попробовать. Как? Как?»