— Сумрачно и грустно вы все излагаете. В ваших словах налет прямо-таки мировой тоски и скорби… Не помню кто, но красиво сказал: «Вместо того чтобы ругать тьму, лучше зажечь хотя бы одну свечу».
— Да, красиво, — тут же откликнулся Граф. — С этой свечой в руках мой отец прошел до могилы… А тьма не рассеялась…
Граф энергично взмахнул рукой, как бы предавая все это забвению.
— Законы от Ману, прародителя людей и основателя индийского государства, до наших дней — всего лишь надежное средство сильных держать в руках огромную массу слабых, и — что самое кощунственное! — выпалывать, изымать из этой массы неординарных, мыслящих людей… Их теперь единички на белом свете, и они уже никогда не смогут противостоять тупой мощи закона… Как вы… Как я… Разрозненные, разбросанные по всему свету… Даже мы с вами оказались по разные стороны барьера… А нам бы объединиться, не преследовать, не травить друг друга…
Граф глянул на часы, устало поднялся.
— У меня к вам просьба, как к собрату по великой беде… Осталась еще одна тетрадочка… Верните ее мне, пожалуйста…
— Зачем вам тетради?
— Обещал одному человеку… Он очень много сделал для меня… Так исполните мою просьбу?
Сергей понял, что беседа близка к завершению… А Бета… Впервые леденящее сомнение будто отрезвило его, даже голову перестал терзать гудящий жар… Им очень нужны эти тетради, все тетради. Ради них все шло в ход — и угрозы, и шантаж, и убийства, наконец, похищение Беты, чтобы заманить его… Теперь он в их руках. Но они уже знают, проверили, что физическое давление здесь не поможет, и решили приблизить, разжалобить его состраданием и духовным родством… Впрочем, неизвестно, как все повернется дальше… Только не спешить, не спешить с ответами, затягивать разговор, чтобы не я, а он начал нервничать.
— Но это же тетради вашего отца. Я прочитал его письмо… — Во взгляде Графа мелькнуло беспокойство… — Вы не боитесь, что тот человек, который много для вас сделал, использует работы вашего отца в своих интересах?
— Предположим, так и случится! — воскликнул Граф. — Но, согласитесь, что это лучше, чем кануть в безвестность… Пусть сначала псевдоним, не имеет значения, — но со временем все прояснится, и имя математика Трубецкого всплывет из общего зловония… О нем узнают… — Видимо, устыдившись несвойственной ему патетики, Граф вяло, виновато улыбнулся и, опустив голову, спросил: — А вас, я вижу, это очень заботит?..
— Как и вас, — ответил Сергей, — Но если иметь в виду мой профессиональный интерес, то, пожалуй, даже больше: я смогу определить мотив совершенных преступлений и, может быть, найти убийцу…
Граф поднялся, расправил плечи, как будто очень долго и неудобно сидел, повернулся к Сергею.
— Не надо искать. Это организовал я… Но в моих планах и действиях не было крови. Исполнителем оказался человек, у которого личный мартиролог, пожалуй, длиннее римского…
В разговор неожиданно вступила Глафира Николаевна. Сергей сразу почувствовал: тот же голос, но совсем другая интонация, другая стилистика речи. Ничего не сохранилось в ней от прежней униженной селянки.
— Мы с вами больше не увидимся, Сергей Андреевич, — мягко сказала она. — Вы нам очень симпатичны. Поэтому частичку правды я вам открою. Тот человек должен был усыпить Стельмаха и взять один журнал… Не сдержался… Я хотела отстранить его от дела, но он клялся, божился, что больше такого не повторит… Потом, как вы знаете, случился ряд печальных происшествий… А сегодня с вами… Как он там оказался — для меня загадка… Вот, собственно, и все, что я могу вам раскрыть…
— Во всем виноват Крест? — то ли спросил Сергей, то ли поставил точку.
— Я не хотела бы называть имена наших помощников, — вежливо промолвила Глафира Николаевна. — Мы обычно сами наказываем их… Давайте завершать беседу. Бета здесь, простите, мы вас обманули… Сейчас забираем ее, вас и едем за четвертой тетрадкой. Согласны?
— Но ее у меня нет, — ответил Сергей.
— Как нет? Где же она? В руках официальных властей? Или у вас только те, что были в сундучке, а четвертую вы не нашли?..
— Здесь те, что были в сундучке…
Граф растерянно глянул на Глафиру Николаевну, спросил почти шепотом:
— Как поступим, Катюша?
— Ты у меня спрашиваешь? — откликнулась она. — До сих пор этот вопрос я задавала тебе, и ты всегда знал, что делать… Выходит, четвертую Николаша хорошо припрятал…
В дверном проеме вырос Немой, подобострастный, как лакей.
— Мы приехали.
За его спиной, зажав во рту сигарету, нервно чиркал зажигалкой Крест. Наконец, между острой мефистофельской бородкой и угловатым носом зажигалки вспорхнул огонек. Прикуривая сигарету, Крест бросил зверино-мстительный взгляд на Сергея, освещенное лицо его было удивительно похоже на чугуевское, хотя на лбу, под глазами уже заметно смазался грим.
— Дядюшка Цан, — приказал Граф, — подождите нас в машине. Скоро поедем…
Крест исчез, оставив облако дыма. На его месте возник длинноухий блондин, бледный, испуганный, злой. Граф повернулся к нему:
— Вы еще живы, лихой сын Моисеев? Очень хотелось бы знать, из каких древних могил выкопали вас мои перезревшие соратники…