Граф в законе (сборник)

Оглушенный внезапно вернувшимся одиночеством, Виктор глядел на удаляющуюся фигурку, словно на последний проблеск угасающей жизни. Скоро, очень скоро в него тоже вселится непобедимое состояние, когда немеют, каменеют чувства, то состояние, которое принял этот безумный и умный старик. Тогда кончится власть времени, как она кончилась над горами, над домом, над ущельем, скрывающим в себе неиссякаемый поток. Пугающую перспективу оставил Виктору скрывшийся за деревьями вечный дед.

Дни полетели как-то сами по себе, не затрагивая Виктора. Темнота и свет неразрывно слились в тягучее однообразие. Он потерял счет часам. Ел, спал, гулял по лугам в неопределенное время, ведомый бесчувственным и слепым инстинктом самосохранения. Дед уже не останавливался возле него, пролетал мимо, как невесомое привидение.

И каждый раз Виктора тянула за ним какая-то невидимая упруго-резиновая паутина. Он с трудом выпутывался и уходил в другую сторону, но и там перед глазами долго еще бежал дед, а потом маячили деревья, за которыми тот скрылся…

Как-то в полдень Виктор отважился открыть его дверь. Но тут же отпрянул назад. Перед ним встал Мостопалов, вытянув вперед ладошки.

— Уходите! Живите в своем. В своем.

Он ушел. Сел у обрыва на камень. Никак не мог согнать в привычный порядок вдруг разбежавшиеся мысли.

— Все маетесь? — словно порхнул живой ветерок. — А вы оторвитесь, как облачко. Не можете? Эх, горе вам!

Над Виктором сияли бездумным весельем глаза старика.

— Не понимаете? Сейчас… Сейчас… — Он метнулся в дом, принес пачку исписанных листков. — Слушайте, что я пишу. — Голос его на время обрел человеческую тональность: — «Биополе человека воссоединено с биополями других людей. Мы лишь крохотные элементы огромного универсального пространства. Все существует во всем, и все помнит обо всем». Понятно?

Виктор недоуменно молчал.

— Эх, горе вам, горе! — Дед свернул листки трубочкой, назидательно поднял ее над головой. Взгляд его стал осмысленным и серьезным. — В этом суть жизни на земле. Мировое информационное взаимодействие дает возможность существовать людям. Они, сами того не подозревая, главные жизненные проблемы решают сообща, сообща принимают, сообща отвергают. Они — один организм. Вот вы и маетесь. Теперь понятно? А я оторвался от него. Живу сам по себе, не связанный. Я безобидный, и они про меня сразу забыли. А вы…

— А я? — с глубинной надеждой спросил Виктор.

— А вы не можете оторваться, не можете без них.

— Тогда я пойду к ним.

— Они не хотят вас, как и меня. Не пустят обратно.

— Что же мне делать?

В глазах старика снова зажглись сумасшедшие искорки.

— Не знаю… Не знаю… — Он указал бумажным свитком куда-то в низину. — Вон… Вон ваша туча идет! Спешите.

И умчался в дом, подпрыгивая, как ребенок.

А перед Виктором еще дрожал в воздухе грозный бумажный свиток, в котором таился непонятный приговор.

Он поднялся с камня, стряхнул с себя это магическое видение.

«Больной старик… с проблемами рассудка. Почему больной? Странный. А может, мудрый провидец? Внес какую-то сумятицу… Невозможно разобраться… Сказал: „Оторвитесь, как облачко“. От чего отрываться? Как отрываться?»

Сумбурные мысли, навеянные дедом, будоражили его до поздней ночи. А когда вернулся в мансарду, то никак не мог вспомнить, где был полдня, что делал, словно отключились на время и слух, и зрение.

Ранним утром он снова отправился на прогулку. Надо было все обдумать, все решить. «Спешите», — сказал старик.

Невдалеке Виктор заметил длинную извилистую ленту шагающих альпинистов. Она медленно, сосредоточенно ползла вверх.

Он подбежал к середине ленты с неясным ожиданием. А она словно и не видела его. Двигалась и двигалась. Только мысли отбрасывала:

«В этих горах и Робинзоны водятся…»

«Неужели с нашей вершины скатился?»

«Вот он, кавказский пленник!»

А последний альпинист, усатый и важный, поравнявшись с Виктором, сказал, посмеиваясь:

— Не повезло тебе, приятель. Денег у нас нет. Еда по дням расписана. Так что иди в свою хижину!

И они ушли, как носильщики каменоломен с тяжелым грузом на плечах, экономно рассчитывая каждое движение.

А он остался. Отогнанная, никому не нужная дворняжка.

Горное безмолвие приблизилось к нему, точно разглядывало в удивлении непонятное крохотное существо. Тишина давила, затрудняла дыхание, в бешеной гонке неслись неосознанные мысли, страх уже холодил тело… Боковым зрением уловил, как далеко внизу окна домика тревожно сверкали солнечными бликами, предупреждали, торопили его…

И он побежал туда, под крышу спасительной мансарды, оглядываясь на неотступно летящую за ним тень.

Остановился. Прямо-таки уперся грудью в упругую воздушную стену. Долго осмысливал увиденное.

В ложбинке между каменными глыбами пятеро жарили на вертеле мясо. А справа (Виктор почему-то не придал этому никакого значения) тайно из-за деревьев подглядывал за ними Мостопалов. Не с человеческим интересом подглядывал, а с игривым любопытством лешего.

Ноги сами привели к ложбинке… К людям…

— Кто это? Наши вернулись?

— Да нет. Какой-то местный туземец. Ну, чего уставился? Дуй отсюда. Нищим не подаем!