Граф Вальтеоф. В кругу ярлов

Услышав страшные вести, он немедленно выехал в Лондон, где столкнулся с потрясенной Эдит. Он никогда не видел ее взволнованной, но сейчас она выглядела полубезумной, с растрепанными волосами и дикими глазами. Он внезапно понял: она никогда не думала, что ее дядя подпишет смертный приговор, потому что так не делают в Нормандии. Из гордости и властности она стремилась избавиться от мужа, которого больше не любила и чья доброта служила ей постоянным упреком, но она думала, что Вильгельм или изгонит его, или сошлет в монастырь. Теперь же ее раскаяние было таким же сильным, каким когда-то был ее эгоизм. Возможно, думал Ульфитцель, она, наконец, поняла, какого человека принесла в жертву своей гордыне.

Вместе они отправились к королю и просили его о том, чтобы тело графа было извлечено из безымянной могилы и перенесено домой, в Кройланд, в аббатскую церковь, которую он любил и в которой хотел бы лежать.

Вильгельм был во дворце, готовясь ехать на берег, чтобы вернуться домой в Нормандию. Он выслушал в молчании и затем посмотрел на аббата.

– Никогда в жизни, – сурово сказал он, – я не посылал человека на смерть иначе, чем на войне. Я сделал это, чтобы сохранить мир в Англии, но, думаю, я потерял свой собственный. Твоя просьба будет удовлетворена.

Он вскочил в седло и выехал за ворота, не оглянувшись. Это решение будет преследовать Завоевателя всю оставшуюся жизнь.

Аббат посоветовал Эдит вернуться в Нортгемптон, а сам отправился в Винчестер на Винтонский холм. Вместе с Ричардом де Рулем, Торкелем Скалласоном и Хаконом Осбертсоном они подняли тело графа из его позорной могилы. И там они чуть не лишились рассудка, как счел брат Эдрик, потому что тело графа казалось совершенно живым, и голова его невероятным образом присоединилась к телу, и только тонкая красная линия отмечала то место, куда упал топор.

Ульфитцель вскрикнул при этом, вспомнив видение Леофрика много лет назад, и опустился на колени, раскачиваясь. Он не помнил, как вернулся домой, в памяти осталась только толпа, почти всю дорогу следовавшая за кортежем.

Так граф был погребен дома теплым летним днем, утопая в цветах, принесенных теми, кто его любил, и оплакиваемый простым народом, который потерял своего героя. Казалось, что вся Англия, потрясенная случившимся, пришла сюда отдать ему последние почести. Ульфитцель слышал их шаги и снова и снова повторял: «Реквиэм атернам дона эс. Доминеэ, ет люкс перпетуа люцеат эс…»

В церковь через боковую дверь вошла женщина и встала на колени поодаль от паломников. Она положила на могилу шелковый покров, но он соскользнул на пол. Она положила его снова, но он снова соскользнул. Она пыталась положить его в третий раз, и случилось то же самое. Из темноты послышался голос:

– Ты отвернулась от него при жизни, теперь в смерти он отказывается от твоего приношения. Он ничего от тебя не хочет.

Она повернулась и увидела Торкеля Скалласона. Скрестив руки, он сурово смотрел на нее. Лицо его было бледно, и старый шрам побагровел на щеке. Она заплакала:

– Я не знала. Я не думала, что он умрет. Я искуплю, я сделаю что-нибудь. – И она, плача, упала на пол.

Торкель ответил:

– Даже если ты всю жизнь проведешь на коленях, ты не сможешь искупить то зло, которое совершила.

Эдит откинула вуаль и посмотрела на него с мольбой:

– Прости меня, я думала, король сделает его монахом. Прости меня.

Минуту Торкель не отвечал. Он смотрел на гробницу, и выражение в его глазах трудно было прочитать. Наконец, он сказал:

– Я христианин и сам надеюсь на прощение, и я постараюсь простить тебя перед смертью, но не сейчас. Пока нет.

Он оставил ее лежать на полу, сломленную и плачущую, и вышел на солнечный свет. Он увидел то, что ожидал увидеть, – оправдание своего господина и раскаяние женщины, которая более других виновата в его смерти. Теперь пришло ему время идти, человеку без дома, каким он всегда был и всегда будет до тех пор, пока не ляжет в сырую землю. Куда он пойдет, он не знал. В этот момент он не заглядывал вперед, он только оборачивался на счастье, которое когда-то было. Солнце пригревало, и он шагал по лесам и полям Хантингтонского графства, одиночество уже не так тяготило его.

Земля была исполнена летним цветением, речки вились среди желтых цветов, и высокие пурпурные растения окрашивали всю страну в свой цвет, и он больше не чувствовал себя одиноким, как будто граф ехал рядом с ним через свои земли. И в уме его началась слагаться поэма в честь его господина. Мысль облекалась в стихи, слова появлялись одно за другим, и по дороге он начал тихо напевать мелодию, которая подходила к новым виршам. Поэт отпустил поводья и позволил своей лошади нести его туда, куда она захочет. День только начинался, и неимело значения, где он уснет этой ночью.

ПОСЛЕСЛОВИЕ