Но было бы слишком глупо терять время на разговоры и, оставив пленников на попечение Осгуда, он вышел осмотреть остальную часть замка. На другом берегу реки Госпатрик занимался своим делом. Там горело все, что только могло гореть, крепостные стены и башенки с флюгерами были разрушены – никогда уже нормандцы не найдут здесь приюта. Датские воины, хватая все, что было ценного, остальное предавали огню и мечу, так что к вечеру Йорк превратился в страшные, оскверненные и тлеющие руины. Все, что народ когда-то создал здесь, теперь не существовало, потому что огонь и даны сделали свое дело. Даже церковь святого Петра они разграбили. Весь город был разрушен, но зато враг был изгнан с их родной земли.
Что удивительного в том, что Вальтеоф, Госпатрик, Мэрсвейн и их солдаты были пьяны от радости победы! А Вальтеоф, к своему удивлению, оказался героем дня за свои деяния в воротах города. Когда вожди собрались под разрушенными крепостными стенами, его приветствовали восторженными возгласами, и один из людей Госпатрика сказал, что более ста нормандцев погибло, когда Вальтеоф брал ворота.
– Сейчас их тела пожирают вороны, – закончил он довольно. Сострадание было забыто в этот день, день мести.
Когда в лагере загорелись огни, Торкель вместе с другими датскими скальдами слагал песни о его доблести, и гул одобрения всюду встречал его. Солдаты же водрузили Вальтеофа на груду камней, хором выкрикивая здравицы в его честь и поливая его вином из своих кубков. Однако он оставил их и направился к группе пленников, чтобы поговорить с Ричардом де Рулем. Но когда он подошел к де Рулю, оказалось, что им не о чем говорить.
– Когда я приехал в Дипинг, я думал, что между нами мир.
– Мир?! – воскликнул Вальтеоф. – Если бы мы захватили твою землю, был бы мир?
Ричард устало покачал головой. Но затем прибавил:
– Но с тобой я хотел бы быть в большем мире сегодня.
– Ты все еще мой друг, – ответил Вальтеоф. Он взглянул на данов – рядом с каждым лежала груда награбленного – и внезапно удивился тому, что их тоже он называет своими друзьями. Но это было время не для горьких мыслей, и минуту спустя он снова находился среди своих людей из Рихолла и Белместорпа, Хантингтона и Нортгемптона, пьяных от гордости и радости.
Они притащили вина из города – кто в чем мог, и всю ночь напролет шло пиршество и звучали песни.
И только отвратительные, обезглавленные трупы были молчаливы, да безутешная группка пленников – Гилберт из Гента, Малье и его семья, Ричард де Руль, сидевшие в сторонке под охраной Вальтеофовых воинов.
Король Вильгельм охотился в лесах Дэна, куда и принес ему вести о захвате Йорка задыхающийся гонец. Человек бросился к его ногам и выпалил всю историю о том, как высадились даны, и о том, как огромная армия атаковала город.
– Пришел каждый из селян, господин, – сказал он. – Там нас ненавидят больше, чем где-либо еще. Твои замки разрушены, твои воины – мертвы. Только горстка людей бежала.
Вильгельм остановился. В этот серый осенний день было холодно, и дыхание его превращалось в пар. Он сидел верхом, с луком в руках. Лицо короля потемнело, и окружающие увидели знакомую складку у рта и судорожное подергивание мышцы.
– Что с моими рыцарями? – наконец спросил он.
– Фиц Осборн мертв, сир. Вильгельм Малье и Гилберт из Гента вместе с Ричардом де Рулем в плену и еще один – два человека из служилых.
– Они все еще в Йорке? – Королевская лошадь вскинула голову, и он резко натянул узду. Вокруг него собрались люди, ожидая, что он будет делать.
– Нет, господин, даны укрепили остров Акхольм и держат там наших людей вместе с награбленным добром.
– Кто руководит англичанами?
– Граф Госпатрик, Мэрсвейн – шериф Линкольна, принц Эдгар и граф Вальтеоф.
– Граф Вальтеоф? – повторил Вильгельм. Странное выражение промелькнуло на его лице, а Фиц Осборн и Мортейн переглянулись.
Гонец рассказывал о том, что произошло, о том, как каждая деревенька изгоняла завоевателей, и лицо Вильгельма снова напряглось, покрываясь краской.
– Великий Боже! – прорычал он. – Они за это заплатят. Это мой удел, мое королевство, и клянусь Господом Иисусом, я был с ними мягок до сих пор. Эта земля и этот народ утонут в крови за то, что сделали.
Он кинул лук слуге, и, пришпорив лошадь, поскакал через лес, низко пригнувшись к седлу, чтобы избежать удара о нависающие ветви. Все кинулись за ним следом, хорошо зная, что он не ослабит поводий до тех пор, пока не достигнет Глочестера.
Под звуки строительных работ он въехал в замок и в доме выслушал уже другого гонца, который как раз собирался следовать к нему в лес, чтобы рассказать дальнейшие новости о восстании на юго-западе. Там восставшие осадили новый замок Роберта Мортейна, были неприятности и в Мерсии, так как Дикий Эдрик напал на Шрюсбери. В первый раз после победы при Гастингсе его корона была в опасности – и он понял, что она никогда не была завоевана.
Он немедленно собрал военный совет.
– Мои люди возьмут Монтакуту, если у тебя нет для меня другой работы, брат, – заявил Мортейн.
Вильгельм кивнул: