Графиня

На улице суетились обитатели деревни, и я то и дело улыбалась и раскланивалась. Все отнеслись ко мне весьма дружелюбно — очевидно, в Девбридж-Мэноре действительно давно не было хозяйки. Их приветствия были оценены мною по достоинству. Я даже запомнила некоторые из имен, чем, насколько понимала, навеки заслужила расположение их обладателей. Я заглядывала во все лавчонки, и в каждой тратила деньги. Одним из последних был оружейник, трудившийся в узкой маленькой комнатенке первого этажа, неподалеку от Хай-стрит. Мистер Форрестер, смешной улыбающийся коротышка, с веснушчатым лицом, ровесник моего мужа, низко мне поклонился. Его внуки играли в углу. И никакого оружия. Это крайне меня удивило, но он, казалось, ничуть не был этим смущен. Он знал, кто я, и горячо поздравил меня с прибытием в Девбридж-на-Эштоне. Я отчетливо сознавала, что каждое мое слово, каждый взгляд, каждое высказывание будут запечатлены в его памяти и переданы и пересказаны каждому деревенскому жителю. Окажись тут дедушка, он непременно бы погладил меня по щеке и сказал бы, что я оправдала его ожидания и обращалась с людьми с уважением, которого некоторые, вероятно, даже заслуживали. Все посчитают меня порядочной, хорошо воспитанной молодой леди, пока не заметят лукавый блеск моих глаз. И тут дедушка рассмеялся бы. Непременно рассмеялся бы.

— Эштон — название жалкого ручейка, который когда-то был куда шире и полноводнее, — рассказывал мистер Форрестер. — Еще когда страну захватил Кромвель. Он был ужасно волосат, как и многие круглоголовые. Везет же всякой швали! К сожалению, с тех пор река обмелела.

— Какая жалость! Я не о волосах. Просто очень люблю воду, особенно горные потоки.

Минут через десять подобной беседы я не выдержала:

— Что произошло с тем мальчиком Кокли, который выкрасил уток в розовый цвет? — выпалила я.

Должна сказать, вопрос застал его врасплох. Но он тут же растянул в улыбке рот до ушей, обнаружив прискорбное отсутствие нескольких коренных зубов.

— Викарий собственноручно выпорол его, дав дюжину ударов тростью, а потом заставил соскребать краску с бедных уток. Они едва не защипали дьяволенка до смерти.

И только теперь, когда он немного отвлекся, я попросила его найти мне самый маленький пистолет, который якобы хотела преподнести на рождество кузену. Кузен, объяснила я, много путешествует и нуждается в удобном оружии, которое можно было бы брать с собой в поездки. Мистер Форрестер сообщил, что есть такие короткоствольные пистолеты, «дерринджеры», которые могут поместиться в дамском ридикюле, но, разумеется, ни одна дама не захочет и пальцем притронуться к такой мерзкой штуке. К сожалению, в его маленькой лавке таких нет.

Он просиял, когда я попросила достать самый дорогой «дерринджер», и заверил, что получит его через неделю. Я заплатила вперед, за что была вознаграждена тремя низкими поклонами и кивками всех четырех внуков мистера Форрестера, выстроившихся по росту, чтобы проводить меня из лавки.

Я зашла к мяснику, выбрала свинину, которую тот настоятельно рекомендовал, приобрела кое-какую фаянсовую посуду в посудной лавке и, наконец, разыскала местную портниху, у которой заказала три сорочки самого тонкого батиста.

Последней моей остановкой была древняя каменная церковь на площади. Я познакомилась с мистером Боурном, помощником викария. Как мне объяснили, сам викарий уехал к епископу в Йорк.

Вернувшись в Девбридж-Мэнор, я немедленно проследовала к конюшне, где заметила Буйного, прилагавшего все усилия, чтобы затоптать одного из конюхов. Не задумываясь, я спешилась и подбежала к парню.

— Дайте мне поводья, — велела я ему. От удивления тот мгновенно повиновался. Я не дернула узду, не потянула — наоборот, ослабила, дав Буйному еще больше свободы. Он вставал на дыбы, пятился, фыркал, бил землю передними копытами — очевидно, очень злился. Я только старалась уворачиваться от него. И говорила с ним, как учил дедушка, тихо, спокойно, убедительно, несла всякую бессмыслицу, повторяя снова и снова, что все будет хорошо, что он великолепное создание, что я тоже на его месте сердилась бы, если бы конюх таскал меня по всему загону. Но теперь все в порядке, сейчас я дам ему яблоко, и он быстро утихомирится.

Медленно, очень медленно он начал оттаивать. А я все крепче сжимала поводья, подходя ближе, пока он не дохнул горячим воздухом в мою ладонь. Огромное тело вздрагивало.

— Хорошо, мальчик, хорошо.

Я позволила ему ткнуться носом в мое плечо, хотя он едва не сшиб меня на землю. Пришлось уговаривать Буйного еще добрых пять минут, прежде чем он покорно опустил голову. Я окликнула бледного, мокрого от пота, ломавшего руки парня:

— Обошлось. Принесите мне яблоко, только поскорее.

Я скормила прекрасному животному огромное яблоко, за что он благодарно прихватил мою руку губами, а потом сжевал несколько морковок, которые мне молча вручил старший конюх Ракер.

Ничего не сказав, я запустила пальцы в густую гриву Буйного, то, чего бы никогда не сделала в Лондоне. Но это Йоркшир, и я здесь хозяйка.