Графиня де Монсоро

— Вот дьявол! — выругался Бюсси. — И все же — эти фигуры с цветами и шпагами, расписной плафон, резная кровать с шелковым пологом, белым с золотом, портрет очаровательной черноглазой блондинки, лекарь, который играл в жмурки и которому я чуть было не крикнул: “Горячо!”,— неужели все это бред, а в действительности была лишь драка с миньонами? Тогда где же я дрался? Ах да, вспомнил. Возле Бастилии, около улицы Сен-Поль. Я прислонился к стене, но это была не стена, а дверь, и, на мое счастье, она открылась. Я с трудом ее закрыл. А потом я оказался в прихожей и тут потерял сознание, больше ничего не помню. Может быть, мне все привиделось, вот в чем вопрос! Да, кстати, а мой конь? Ведь там, на месте боя, должны были подобрать моего убитого коня. Доктор, кликните кого-нибудь.

Врач позвал слугу.

Бюсси расспросил пришедшего и узнал, что конь, искалеченный, истекающий кровью, на рассвете притащился домой и ржанием разбудил челядинцев. Во дворце подняли тревогу, люди Бюсси, боготворившие своего господина, ни минуты не медля, бросились на розыски, и большая часть их еще не вернулась.

— Значит, бредом был только портрет, — рассуждал Бюсси, — и, наверное, он действительно мне привиделся. Разве мыслимо, чтобы портрет выходил из рамы и беседовал с лекарем, у которого завязаны глаза? Да я просто рехнулся! И все же, мне помнится, дама на портрете была восхитительна. У нее…

И Бюсси начал вызывать в воображении женский образ во всех подробностях; страстная дрожь — трепет любви, который согревает и будоражит душу, — охватила его.

— И все это мне привиделось! — горестно воскликнул Бюсси, пока хирург перевязывал его рану. — Черт подери! Это просто немыслимо. Таких снов не бывает! Ну-ка, повторим еще раз.

Бюсси принялся в сотый раз восстанавливать в памяти случившееся.

— Я был на балу. Сен-Люк меня предупредил, сказал, что у Бастилии меня подкарауливают. Со мной были Антрагэ, Рибейрак и Ливаро. Я их отослал. Поехал по набережной мимо Гран-Шатле и дальше. У Турнельского дворца заметил людей, которые меня поджидали. Они напали на меня, покалечили подо мной лошадь. Мы крепко бились. Я оказался в прихожей. Тут мне стало плохо, а потом… Ах, вот это “а потом” меня и убивает! После этого “а потом” — лихорадка, бред, видение. А потом, — вздохнул Бюсси, — я очнулся на откосе рва у Тампля, там монах из монастыря святой Женевьевы во что бы то ни стало хотел меня исповедать. Все равно я все узнаю, — заверил Бюсси самого себя после минутного молчания, в течение которого он снова одно за другим перебрал свои воспоминания. — Доктор, неужели из-за этой царапины мне опять придется торчать в четырех стенах две недели безвыходно, как в прошлый раз?

— Смотря по обстоятельствам. Да и сможете ли вы двигаться?

— Это я-то не смогу? Совсем напротив. У меня ноги так и рвутся ступить на пол.

— Ну-ка, сделайте несколько шагов.

Бюсси легко спрыгнул с постели и довольно бодро описал круг по комнате, представив наглядное доказательство того, что он уже далеко продвинулся на пути к исцелению.

— Годится, — сказал хирург, — если только вы в первый же день не сядете на коня и не проскачете десять лье.

— Вот это по-моему! — воскликнул Бюсси. — Вы лучший из докторов. Однако прошлой ночью я видел другого лекаря. Да, да, отлично видел, весь его облик врезался мне в память, и, если мне доведется с ним повстречаться, я его узнаю с первого взгляда, уверяю вас.

— Дорогой господин де Бюсси! Я вам советую не тратить время на розыск: после ранения шпагой всегда лихорадит, вы бы должны знать это, ведь у вас на теле уже двенадцатая отметина.

— Ах, Боже мой! — неожиданно вскричал Бюсси, который все это время не переставал искать объяснения тайнам прошлой ночи и вдруг был поражен новой мыслью. — Может быть, мой сон начался перед дверью, а не за дверью? Может, не было ни прихожей, ни лестницы, как не было ни кровати с бело-золотым пологом, ни портрета? Может, эти негодяи сочли меня мертвым и тихонько оттащили в ров Тампля, чтобы сбить с толку возможных свидетелей? Тогда я, конечно, видел все остальное в бреду. Святой Боже! Если это так, если это они подсунули мне видение, которое меня так волнует, мучит, убивает, то, клянусь, я выпущу кишки им всем, от первого до последнего.

— Дорогой господин де Бюсси, — прервал его лекарь, — если вы желаете быстрого исцеления, вам не следует так волноваться.

— Разумеется, исключая нашего славного Сен-Люка, — продолжал Бюсси, не слушая лекаря. — Он показал себя настоящим другом. Поэтому ему первому я нанесу сегодня визит.

— Только не раньше пяти часов вечера, — заметил лекарь.

— Согласен, — ответил Бюсси. — Однако, уверяю вас, мое выздоровление пойдет быстрее, если я буду выходить и навещать друзей, а если останусь здесь в тиши и в одиночестве, болезнь может затянуться.

— Возможно, вы правы, — согласился хирург, — ведь вы во всех отношениях не похожи на других больных. Ну что ж, действуйте по своему усмотрению. Я дам вам только один совет: постарайтесь, пожалуйста, чтобы вас не проткнули еще раз, прежде чем ваша рана затянется полностью.