Графиня де Монсоро

— Сударь, — сказал он, натянув поводья коня, — мы, провинциалы, скроены по иному образцу, нежели вы, столичные жители. Свободные нравы Парижа нас пугают, и мы не смогли бы жить среди ваших тайн. Сдается мне, что коль скоро его высочество герцог Анжуйский желает видеть барона де Меридора, то он должен принять его в своем дворце, а не в доме одной из своих любовниц. И затем, — добавил старик с глубоким вздохом, — вы мне кажетесь человеком чести, но почему вы ведете меня к такой женщине? Может быть, вы хотите дать мне понять, что моя бедная Диана осталась бы в живых, если бы, подобно хозяйке этого дома, предпочла позор смерти?

— Полноте, полноте, господин барон, — сказал Бюсси со своей открытой улыбкой, которая служила ему самым надежным средством для убеждения старика, — не углубляйтесь в ложные догадки. Даю вам слово дворянина, вы глубоко ошибаетесь. Дама, которую вы увидите, — образец добродетели и достойна всяческого уважения.

— Но кто она такая?

— Это… это супруга одного дворянина, которого вы знаете.

— Неужто? Но тогда, сударь, почему вы мне сказали, что принц любил ее?

— Потому что я всегда говорю только правду, господин барон; войдите, и вы сами увидите, были ли ложными мои обещания.

— Берегитесь, я оплакал мое возлюбленное дитя, и вы мне сказали: “Утешьтесь, сударь, милосердие Божие велико”. Обещать утешение в моем горе — это почти все равно что обещать чудо.

— Входите, сударь, — повторил Бюсси все с той же улыбкой, который старый барон не мог противостоять.

Барон спешился.

Пораженная Гертруда стояла в дверях и растерянно взирала на ле Одуэна, Бюсси и барона де Меридора, не в силах постичь, как Провидению удалось свести их всех вместе.

— Предупредите госпожу де Монсоро, — сказал граф, — что господин де Бюсси вернулся и сию же минуту желает ее видеть. Но, заклинаю вас, — тихо добавил он, — ни слова о том, кого я привел с собой.

— Госпожу де Монсоро! — ошеломленно пробормотал старик. — Госпожу де Монсоро!

— Проходите, господин барон, — пригласил Бюсси, подталкивая сеньора Огюстена в прихожую.

Старик на подкашивающихся ногах стал подниматься по ступеням лестницы, — и тут они услышали необычно взволнованный голос Дианы:

— Господин де Бюсси, Гертруда? Господин де Бюсси, сказали вы? Пусть он войдет.

— Ее голос! — воскликнул барон, резко остановившись посредине лестнице. — Ее голос! О, мой Боже, Боже мой!

— Поднимайтесь же, господин барон, — сказал Бюсси.

Но барон, дрожа всем телом, остановился, ухватившись за перила, и стал озираться вокруг, и тут перед ним на верхней площадке лестницы, освещенная золотистыми лучами солнца, возникла Диана, сияющая красотой, с улыбкой на устах, хотя она вовсе и не ожидала увидеть отца.

Она показалась барону потусторонним видением. Издав жуткий вопль, он застыл на месте с блуждающим взором, протянув руки вперед, являя собой столь законченный образ ужаса и отчаяния, что Диана, уже собиравшаяся броситься ему на шею, также остановилась, изумленная и испуганная.

Барон повел рукой, нащупал плечо Бюсси и оперся о него.

— Диана жива! — бормотал старик. — Диана, моя Диана! А мне сказали — она умерла. О, Господи!

И сей сильный воин, привыкший к победам в войнах и междоусобицах, которого пощадили и копья и пули, сей старый дуб, как ударом молнии пораженный известием о смерти дочери и все же оставшийся на ногах, сей могучий борец, сумевший противостоять горю, был сломлен, раздавлен, уничтожен радостью. При виде дорогого образа, который плыл и колыхался перед его глазами, словно рассыпаясь на отдельные атомы, барон отступил, колени его подогнулись, и, не поддержи его Бюсси, он покатился бы вниз по лестнице.

— Бог мой! Господин де Бюсси! — воскликнула Диана, стремительно сбегая по ступенькам, отделявшим ее от отца. — Что с батюшкой?

Этот же вопрос, только еще более недоуменный, читался и в глазах молодой женщины, напуганной внезапной бледностью и непонятным поведением барона при встрече с ней, встрече, о которой, как она думала, барона должны были предупредить заранее.

— Господин барон де Меридор почитал вас мертвой, сударыня, и оплакивал вас, как подобает оплакивать такому отцу такую дочь.

— Как?! — воскликнула Диана. — И никто его не разуверил?

— Никто.

— Да, да, никто! — отозвался старик, выходя из состояния небытия. — Никто, даже господин де Бюсси.

— Неблагодарный! — произнес Бюсси тоном ласкового упрека.

— О нет, — ответил старик, — нет, вы были правы — вот она, минута, которая с лихвой вознаграждает меня за все страдания. О моя Диана! Моя любимая Диана! — продолжал он, одной рукой обнимая дочь и привлекая ее к себе, а другую руку протягивая Бюсси.

И вдруг он вскинул голову, словно какое-то горестное воспоминание или новый страх пробились к нему в сердце сквозь броню радости, которая, если так можно выразиться, только что одела это сердце.

— Однако вы говорили, сеньор де Бюсси, что я увижу госпожу де Монсоро. Где же она?

— Увы, батюшка! — прошептала Диана.

Бюсси собрал все свои силы.

— Она перед вами, — сказал он, — и граф де Монсоро — ваш зять.