Графиня де Монсоро

— Я убью моего бедного Панурга! — жалобно кричал монах, взывая к корысти Шико, раз уж ему, по-видимому, не удалось повлиять на чувство сострадания гасконца. — Я его убью, определенно убью!

— Что делать, убейте его, куманек, убейте, — хладнокровно отвечал Шико, ни на секунду не замедляя скачки. — Мы купим мула.

Панург, словно уразумев угрозу, содержащуюся в этих словах, свернул с большой дороги и вихрем помчался по высохшей боковой тропинке, идущей над самым обрывом. По этой тропинке Горанфло и пешим не осмелился бы пройти.

— Помогите! — кричал монах. — Помогите! Я свалюсь в реку!

— Ничего, — отвечал Шико, — ручаюсь, что вы не утонете, даже если и свалитесь.

— О! — лепетал Горанфло. — Я умру, наверняка умру. И подумать только, все это случилось потому, что я стал сомнамбулой.

И монах направил в небеса взгляд, казалось говоривший: “Господи, Господи, какое преступление я совершил, что ты так сурово меня караешь?

Вдруг Шико, выехав на вершину холма, так резко осадил коня, что животное от неожиданности присело на задние ноги, крупом едва не коснувшись земли.

Горанфло, менее опытный наездник, чем Шико, и к тому же вместо уздечки располагавший только веревкой, продолжал скакать вперед.

— Стой! Дьявольщина! Стой! — кричал Шико. Но ослом овладело желание скакать галопом, а ослы весьма неохотно расстаются со своими желаниями.

— Остановись! — кричал Шико. — Иначе, даю слово, я пошлю тебе пулю вдогонку!

“Какой дьявол вселился в этого человека, — спрашивал себя Горанфло, — какая муха его укусила?”

Но голос Шико звучал все более и более грозно, и монаху уже чудился свист догонявшей его пули, поэтому он решился на маневр, выполнение которого значительно облегчалось его посадкой в седле; маневр этот состоял в том, чтобы соскользнуть с осла на землю.

— Вот и все! — сказал он, храбро скатываясь на свои мощные ягодицы и обеими руками держась за веревку. Осел сделал еще несколько шагов, но волей-неволей вынужден был остановиться.

Тоща Горанфло стал искать глазами Шико, надеясь увидеть на его лице восхищение, которое не могло не появиться на нем при виде маневра, так лихо выполненного монахом.

Но Шико спрятался за скалой и оттуда продолжал делать предостерегающие и угрожающие знаки.

Эти призывы к осторожности заставили монаха понять, что на сцене есть еще какие-то действующие лица. Он посмотрел вперед и увидел на дороге, на расстоянии пятисот шагов, трех всадников на мулах, едущих спокойной рысцой.

Горанфло с первого взгляда узнал путников, выехавших утром из Парижа через Бурдельские ворота, тех, кого Шико так прилежно высматривал из-за дерева.

Шико, не двигаясь, выждал, пока три всадника не скроются из виду, и только тогда подошел к своему спутнику, который сидел там, где упал, и крепко сжимал в руках веревку, накинутую на шею Панурга.

— Да растолкуйте же мне наконец, любезный господин Шико, — сказал Горанфло, уже начинавший терять терпение, — чем мы занимаемся; только что требовалось скакать сломя голову, а теперь надо сидеть, где сидишь?

— Мой добрый друг, — сказал Шико, — я лишь хотел узнать, хорошей ли породы ваш осел и не обманули ли меня, заставив выложить за него двадцать два ливра. Теперь испытание закончено, и я доволен сверх меры..

Как вы понимаете, монах не поверил такому объяснению и собрался было показать это своему спутнику, но природная леность одержала верх, шепнув ему на ухо, что с Шико лучше не спорить.

И Горанфло ограничился тем, что, не скрывая своего дурного настроения, сказал:

— А, плевать на все! Но я чертовски устал и зверски голоден.

— Это пустяки, — успокоил его Шико, игриво похлопывая по плечу. — Я тоже устал, я тоже голоден и на первом же постоялом дворе, который встретится на нашем пути, мы…

— Что мы?.. — спросил Горанфло, не веря в такой счастливый поворот своей горемычной судьбы.

— А то, — продолжал Шико. — Мы закажем свиную поджарку, одно или два фрикасе из кур и кувшин самого лучшего вина, какое только есть в погребе.

— Правда? Неужто на этот раз вы не обманете?

— Даю слово, куманек.

— Тогда поехали, — сказал монах, поднимаясь с земли. — Сейчас же поехали искать этот благословенный уголок. Шевели ногами, Панург, у тебя на обед будут отруби.

Осел радостно заревел.

Шико сел на коня, Горанфло пошел пешком, ведя осла на веревке.

Вскоре путники увидели столь необходимый им постоялый двор. Он находился на дороге между Корбеем и Мелоном. Но, к большому удивлению Горанфло, уже издали любовавшегося этим желанным приютом, Шико приказал ему сесть на осла и повернул по дороге налево, в обход постоялого двора. Впрочем, Горанфло, чья сообразительность все время совершенствовалась, тут же понял, чем была вызвана эта причуда: перед воротами стояли три мула тех путешественников, за которыми Шико, по-видимому, следил.

“Так, значит, от прихоти каких-то трех проходимцев, — подумал Горанфло, — будет зависеть все наше путешествие, даже часы наших трапез? Как это печально”.

И он сокрушенно вздохнул.