– Ita! – произнес монах с чрезвычайно умным видом. – Но, – добавил он, – дайте мне немного денег для того, чтобы я, как подобает христианину, черпал вдохновение в раздаче милостыни.
Приор поспешил отправиться за большим кошельком, который он и раскрыл перед Горанфло. Горанфло запустил в него свою пятерню.
– Вот увидите, сколько пользы принесу я монастырю, – сказал он и спрятал в огромный карман своей рясы то, что почерпнул в кошельке приора.
– У вас есть текст для проповеди, не правда ли, дражайший брат? – спросил Жозеф Фулон.
– Разумеется.
– Поверьте его мне.
– Охотно, но только вам одному. Приор подошел поближе и, исполненный внимания, подставил Горанфло свое ухо.
– Слушайте.
– Я слушаю.
– Цеп, бьющий зерно, бьет себя самого, – шепнул Горанфло.
– Замечательно! Прекрасно! – вскричал приор. И присутствующие, разделяя на веру восхищение достопочтенного Жозефа Фулона, повторили вслед за ним: «Замечательно, прекрасно!»
– А теперь я могу идти, отец мой? – смиренно спросил Горанфло.
– Да, сын мой, – воскликнул почтенный аббат, – ступайте и следуйте путем господним.
Горанфло распорядился оседлать Панурга, взобрался на него с помощью двух могучих монахов и около семи часов вечера выехал из монастыря.
Это было как раз в тот день, когда Сен-Люк возвратился в Париж. Город был взбудоражен известиями, полученными из Анжу.
Горанфло проехал по улице Сент-Этьен и только успел свернуть направо и миновать монастырь якобинцев, как внезапно Панург весь задрожал: чья-то мощная рука тяжело опустилась на его круп.
– Кто там? – воскликнул испуганный Горанфло.
– Друг, – ответил голос, показавшийся Горанфло знакомым.
Горанфло очень хотелось обернуться, но, подобно морякам, которые каждый раз, когда они выходят в море, вынуждены заново приучать свои ноги к бортовой качке, Горанфло каждый раз, когда он садился на своего осла, должен был затрачивать некоторое время на то, чтобы обрести равновесие.
– Что вам надо? – сказал он.
– Не соблаговолите ли вы, почтенный брат, – ответил голос, – указать мне путь к «Рогу изобилия»?
– Разрази господь! – вскричал Горанфло в полном восторге. – Да это господин Шико собственной персоной!
– Он самый, – откликнулся гасконец, – я шел к вам в монастырь, мой дорогой брат, и увидел, что вы выезжаете оттуда. Некоторое время я следовал за вами, боясь, что выдам себя, если заговорю. Но теперь, когда мы совсем одни, я к вашим услугам. Здорово, долгополый! Клянусь святым чревом, ты, по-моему, отощал.
– А вы, господин Шико, вы, по-моему, округлились, даю честное слово.
– Я думаю, мы оба льстим друг другу.
– Но что такое вы несете, господин Шико? – поинтересовался монах. – Ноша у вас как будто порядком тяжелая.
– Это задняя часть оленя, которую я стащил у его величества, – ответил гасконец, – мы сделаем из нее жаркое.
– Дорогой господин Шико! – возопил монах. – А под другой рукой у вас что?
– Бутылка кипрского вина, которую один король прислал моему королю.
– Покажите-ка, – сказал Горанфло.
– Это вино как раз по мне, я его очень люблю, – сказал Шико, распахивая свой плащ, – а ты, святой брат?
– О! О! – воскликнул Горанфло, увидев два нежданных дара, и от восторга так запрыгал на своем скакуне, что у Панурга подкосились ноги. – О! О!
На радостях монах воздел к небу руки и голосом, от которого задрожали оконные стекла по обе стороны улицы, запел песню. Панург аккомпанировал ему своим ревой.
В первый раз почти за целый месяц Горанфло пел.
Глава 34.
О ТОМ, КАК ТРИ ГЛАВНЫХ ГЕРОЯ ЭТОЙ ИСТОРИИ СОВЕРШИЛИ ПУТЕШЕСТВИЕ ИЗ МЕРИДОРА В ПАРИЖ
Предоставим двум друзьям войти в кабачок «Рог изобилия», куда, как вы помните, Шико всегда приводил монаха по соображениям, о важности коих Горанфло даже и не подозревал, и возвратимся к господину де Монсоро, которого несут на носилках по дороге из Меридора в Париж, и к Бюсси, покинувшему Анжер с намерением следовать тем же путем.
Всадник на хорошем коне не только без труда может догнать людей, идущих пешком, он еще рискует обогнать их.
Так и случилось с Бюсси.
Шел к концу май, и было очень жарко, особенно в полдень.
По этой причине граф де Монсоро приказал сделать привал в небольшом леске по дороге. И так как ему хотелось, чтобы герцог Анжуйский узнал об его отъезде по возможности позже, он позаботился увести вместе с собой в чащу – переждать там самое жаркое время – всех тех, кто сопровождал его. Одна из лошадей была навьючена припасами, таким образом, можно было позавтракать, не прибегая к услугам трактира.