Графиня де Шарни. Том 2

— В таком случае присядьте и подождите, гражданин; я сейчас напишу о вас гражданину министру.

И секретарь написал на клочке бумаги:

«Клод-Никола Гамен, бывший королевский учитель слесарного дела, просит гражданина министра срочно его принять для дачи важных показаний».

Он передал бумажку одному из своих товарищей, в обязанности которого входило докладывать о посетителях. Спустя пять минут его товарищ вернулся со словами:

— Следуйте за мной, гражданин.

Гамен с трудом поднялся, вскрикнув от боли, и пошел за секретарем.

Тот ввел его не в кабинет официального министра, гражданина Ролана, а в кабинет министра настоящего: гражданки Ролан.

Это была небольшая и очень скромная комната, оклеенная зелеными обоями и освещенная одним-единственным окном, в нише которого, сидя за маленьким столиком, работала г-жа Ролан.

Сам Ролан стоял у камина.

Секретарь доложил о гражданине Никола-Клоде Гамене — тот появился на пороге.

Слесарных дел мастер и в дни своей молодости и процветания не мог похвастаться привлекательной внешностью и произвести приятное впечатление, а уж теперь одолевшая его хворь, бывшая не чем иным, как суставным ревматизмом, изуродовавшая его члены и исказившая черты лица, отнюдь не прибавила ему, о чем нетрудно догадаться, красоты и привлекательности.

Вот почему когда секретарь притворил за ним дверь, честный человек — а надобно заметить, что никто, как Ролан, не заслуживал звания честного человека, — итак, честный человек, как мы сказали, оказался лицом к лицу с гнусным проходимцем.

Первое чувство, которое испытал министр, было ощущение глубочайшего отвращения. Он окинул гражданина Гамена взглядом с головы до ног, но, заметив, что тот дрожит, опираясь на свой костыль, испытал некоторую жалость к ближнему — если только гражданин Гамен мог быть ближним гражданина Ролана; вот почему первое, что сказал слесарю министр, было следующее:

— Садитесь, гражданин; вам, кажется, нездоровится…

— Еще бы! — вскричал Гамен. — Это все с тех пор, как меня отравила Австриячка!

При этих словах на лице министра появилось брезгливое выражение; он переглянулся с сидевшей у окна женой.

— Вы пришли ко мне, чтобы разоблачить это отравление?

— Это и еще кое-что.

— У вас есть доказательства?

— Ну, что До этого, то стоит вам только пойти со мной в Тюильри, и я вам его покажу, этот шкаф!

— Какой такой шкаф?

— Тот, в котором этот разбойник прятал свое сокровище… Да, мне следовало бы подумать об этом, когда я все закончил и Австриячка сказала мне своим слащавым голоском: «Слушайте, Гамен, вам жарко, выпейте этого вина, оно вас освежит». Я еще тогда должен был предвидеть, что вино отравлено!

— Отравлено?

— Да… Ведь я знал тогда, — с затаенной ненавистью прошептал Гамен, — что люди, помогающие королям прятать их сокровища, долго не живут.

Ролан приблизился к жене и вопросительно на нее взглянул.

— Во всем этом что-то есть, друг мой, — шепнула она. — Я теперь вспоминаю имя этого человека: это королевский учитель слесарного мастерства.

— А что за шкаф?

— Вот и спросите у него, что это за шкаф.

— Что за шкаф? — переспросил Гамен, услыхавший последние слова г-жи Ролан. — О, об этом я вам сейчас расскажу, черт побери! Это такой железный шкаф с дверным замком, в котором гражданин Капет прятал свои Денежки и бумаги.

— Откуда вы знаете о существовании этого шкафа?

— А он послал за мной и моим подмастерьем в Версаль, чтобы мы помогли ему доделать замок, который он начал было сам, да не справился.

— Но этот шкаф, наверное, был взломан и разграблен десятого августа.

— Ну, насчет этого можете не беспокоиться!

— Почему?

— Могу чем угодно поручиться, что, кроме него и меня, никто не сможет его найти, а тем более — отпереть.

— Вы в этом уверены?

— Совершенно уверен! Каким он оставил этот шкаф в Тюильри, таким он по сей день и стоит!

— А когда вы помогали королю Людовику Шестнадцатому запереть этот шкаф?

— Точно не могу сказать, это было месяца за четыре до его бегства в Варенн.

— И как это произошло? Вы.., простите меня, друг мой: все это представляется мне чрезвычайно важным, и прежде чем отправиться на поиски этого шкафа, я хочу расспросить вас о некоторых подробностях.

— О, в подробностях недостатка не будет, гражданин министр, и представить их не составляет труда. Капет послал за мой в Версаль; жена не хотела меня отпускать. Бедняжка! Она словно предчувствовала, она мне говорила тогда: «Король — в незавидном положении, и ты себя опорочишь!»

— «Но раз он за мной посылает по делу, касающемуся моего ремесла, — возразил я, — да он ведь еще и мой ученик, стало быть, я должен идти».

— «Ладно, — отвечала она, — во всем этом есть какая-то хитрость: в такое время есть дела и поважнее, чем замки!»

— Ближе к делу, друг мой… Итак, несмотря на уговоры жены, вы все-таки пришли?

— Да, но лучше бы я их послушал, ее уговоры: я бы сейчас таким не был… Но они мне за это заплатят, отравители!

— Так что же было дальше?

— Ну да, вернемся к шкафу…

— Да, друг мой, и давайте постараемся от него не отклоняться, хорошо? Все мое время принадлежит Республике, а у меня его так мало!