Графиня Дюбарри. Интимная история фаворитки Людовика XV

«Революции недоставало казни сей женщины. Пока ее оставляли в живых, можно ли было восхвалять себя за то, что сии нравы возрождались во Франции? Можно ли было оставлять безнаказанной проститутку предпоследнего из наших тиранов, бросившую в заключение и оставившую гнить там столько честных граждан за обладание мужеством открыто говорить, что Дюбарри была публичной девкой и что Людовику ХV достались объедки тех постыдных мест, завсегдатаем которых она была до того, как попала в руки сего султана? Именно к сей женщине, одно лишь имя которой заставляет граждан покрываться краской стыда, усердно устремлялись высшая знать, высшие священнослужители, высшее чиновничество, дабы быть причисленными к ее двору и путем низостей и бесчестных поступков заслужить ее улыбку…

Чего уж там говорить о нравственности Людовика ХV, который вначале делал вид приверженца поведения строгих правил и вменял его в обязанность простодушным людям! Первым актом справедливости, который должен был бы осуществить Людовик ХVI по восшествии на трон, был бы приказ о начале процесса против Дюбарри. Ничего подобного: муж Антуанетты, проявляя уважение к гнусной подружке распутства своего пращура, сохранил ее доходы, ее сокровища, ее дворец в Лувесьене и позволил ей наслаждаться в мире и спокойствии, даже с некоторым уважением, постыдными плодами своего публичного распутства. Пока сия женщина, само имя которой вызывает у нас отвращение, лелеяла надежду купить себе жизнь, возвратив свое имущество народу, она довольно устойчиво сохраняла свое самообладание; но, когда ей зачитали приговор, мужество покинуло ее… На своем последнем пути она не возбуждала и тени чувства жалости; более того, ее физиономия выглядела отталкивающей; ее лицо все еще несло на себе печать порока. Сближение Антуанетты и Дюбарри, которых отвезли в одной и той же тележке, было осознано всеми и доказало, что царство равенства и справедливости, в конце концов, сменило уродства тирании».

В издании «Карающий меч» выражаются подобные же чувства, хотя и более умеренно:

«Народ, всегда исполненный чувства справедливости, всегда беспристрастный в своих суждениях, свидетель, убежденный во всех преступлениях сей омерзительной куртизанки, ничуть не был удивлен малодушием, сопровождавшим последние моменты ее жизни. Она умерла так же, как и жила, и не смогла, как и многие негодяи такого рода, найти в себе силу скрыть свое раскаяние под лживым покровом умения владеть собой».

Появились на свет также несколько брошюрок, пытавшихся равным образом очернить одновременно как мадам Дюбарри, так и Марию-Антуанетту. Выглядит странным, что отношение современников-эмигрантов и впоследствии французов в целом к мадам Дюбарри долгое время носило высокомерно презрительный оттенок. Можно сказать, проявилось вечное пренебрежительное отношение к женщине низкого происхождения, волей судьбы вознесенной в придворные круги общества и не сумевшей подняться на высоту, достойную этого положения. Прочие жертвы гильотины, начиная с королевской четы, поднимались на эшафот с таким видом, будто твердили про себя слова Эро де Сешеля[76]: «Покажем им, что мы умеем умирать!» Разве думала о грозящей ей смерти мадам Дюбарри, сидя у постели короля, покрытого черными язвами? Посещали ли ее мысли о неминуемом тяжком возмездии за ее отважные поступки, когда она укрывала в своем доме священников и раненых офицеров? Был ли ее последний крик воплем отчаяния бесхитростного и доброго существа, неправедно осужденного на казнь тем народом, дочерью которого она являлась?

Естественно, писательница Галина Серебрякова в своей работе исходила из идеологических установок недавней революции в России, активной участницей которой была и она, щеголявшая неотъемлемыми атрибутами воинствующего большевика – кожаной курткой и наганом. Оказавшись в 1928 году в Париже, она в своих архивных изысканиях о мадам Дюбарри не стала углубляться далее наиболее доступных образцов цветистой обличительной революционной риторики того времени. Ныне смешным кажется то, что постоянное порицание в них низкого происхождения Жанны основано, собственно говоря, на потоке грязных и низкопробных выпадов аристократов против куртизанки в бульварных памфлетах, оплаченных герцогом де Шуазёлем.

Но буйство революционных страстей уходило все дальше в прошлое, и со временем презрительное отношение к мадам Дюбарри сменилось трезвым признанием того, что история ее жизни достойна более глубокого изучения и более справедливой оценки. Она была прежде всего истинной женщиной, обольстительной, полностью овладевшей умением возбуждать страсть в мужчинах, знавшей толк в красивых вещах и искусстве, ну, а уж раз ее постигло несчастье стать жертвой политики, от которой графиня всегда подчеркнуто старалась держаться подальше, так это вечное подтверждение той избитой истины, что нельзя жить в обществе и быть свободным от него.

Послесловие