Графиня фон Мален

– Нет, как раз в ящиках серебра было столько, сколько и положено. Два пуда в каждом, – продолжал Максимилиан все тем же тоном. – Но впредь я за такую работу не возьмусь.

Его можно было понять: по недосмотру, или по незнанию, или по злой чьей-то воле, но сеньор его лишился… тысячи! Тысячи талеров!

А Фабио Кальяри тем временем поднес генералу клочок бумаги. И на той бумаге были цифры. Ничего, кроме цифр. Волков понял, что там записана сумма, которую банкиры должны ему за серебро.

– Вексель или наличные? – спросил старый банкир, когда Волков взял у него из рук бумажку.

– Наличными. Золотом, – сказал генерал.

– Пять тысяч триста десять гульденов. Все, как договаривались.

– За исключением… – Волков не договорил, как будто задумался.

Седой банкир замер: ну что еще? Что еще придумал этот солдафон? В чем задержка? Уже пора ударить по рукам! А на помощь старику тут же поспешили Энрике Ренальди и другие представители банкирских домов, все остановились и ждали, что скажет генерал.

– Вычтите из этой суммы двадцать тысяч талеров за тот дом, в котором я проживаю.

Банкиры переглянулись. А Энрике Ренальди и сказал вкрадчиво:

– Но тот дом, в котором проживает ваша племянница, немного подорожал. У него теперь другая цена.

А Волков ему отвечал спокойно и даже холодно:

– Нет, не другая, а все та же. Двадцать тысяч талеров чеканки Ланна и Фринланда. И не забудьте предоставить мне на дом купчую.

Фабио Кальяри и Энрике Ренальди переглянулись. Кажется, эти достойные мужи понимали друг друга без слов, и посему Фабио Кальяри поклонился.

– Купчая на дом будет у вас, как только нотариусы начнут работать. А золото можете пересчитать прямо сейчас. Оно при нас.

– Отлично, господа, – кавалер улыбнулся, – я хочу видеть свое золото.

Два небольших сундука, наполненных мешочками с золотыми монетами, по сто штук в каждом, перешли в его собственность. Еще и неплохой дом. И все это грело ему душу. Пусть теперь казначей архиепископа скрипит зубами, и его сеньор вместе с ним, пусть к ним присоединится пройдоха Наум Коэн со своими дружками-еретиками из Экссонии и Нижних земель. Да пусть все они хоть до корней сотрут свои старые зубы, главное, что у Волкова есть теперь два сундука золота. И войско в четыре тысячи человек. Теперь-то он уж не пропадет. Кавалер прекрасно знал, что невозможно стать богатым, не нажив себе врагов. И пусть пока врагов много, ничего-ничего, даст бог, их поуменьшится. И для того, чтобы так и случилось, он уж расстарается.

Банкиры увезли серебро в город, когда небо уже светлело на востоке. Максимилиан, Фейлинг и Румениге улеглись спать в опустевших от серебра возах, даже гвардейцы его дремали. А Волкову было не до сна. Рене уже гнал мужиков, баб и детей до ветра и мыться. До ветра, чтобы потом в дороге никто не просился в кусты, чтобы не задерживал движение. А мыться – мыться утром, если есть поблизости ручей или река, было обязательно. Так брат Ипполит велел. Мужики и бабы не очень-то верили в то, что если мыться, то не будешь болеть, но раз велели, что ж тут поделаешь. Затем все получали хлеб, солонину и чеснок на завтрак. Еду кашевары не экономили. Господин велел довести как можно больше людей живыми и здоровыми, значит, кормить их нужно хорошо. Волкову нравилось, как монах и Рене все устроили. Все было по делу, строго, но без лютости, как и надо. Хорошо, что спать со своим выездом не завалился. Теперь кавалер был спокоен, что людишек, доставшихся ему, до Эшбахта доведут.

– Пойду пораньше, пока роса, чтобы по пыли меньше идти, – попрощался с ним Рене. – Думаю на четвертый день выйти к реке.

– Дай вам бог, дорогой родственник, дай вам бог! – напутствовал его кавалер.

А тут уже весь лагерь ожил, задымил множеством костров, запа́х простой стряпней из складских котлов и едой более изысканной из запасов для офицеров. Поварята-подручные рубили кур, набивали колбасы, выбивали днища у бочек с пивом, откупоривали дорогие бочки с вином. Вино щедро разбавляли водой: не пристало офицерам с утра во хмелю быть. Возницы задавали корм лошадям, воду им несли, вычерпывая ближайший ручей до мути, до дна. Волков шел по лагерю и опять был доволен. Все было устроено правильно, если не считать того, что лагерь совсем незащищен. Но зачем тут защита? Кого бояться? А все остальное в лагере было правильно.

Тут к нему из-за телеги с мешками выскочил Роха. Уже по тому, как у капитана глаза горели, Волков понял, что он взволнован. Скарафаджо не из тех, кто ходит вокруг да около, он начал сразу, даже не здороваясь:

– По лагерю слух пошел, что ты, друг мой старый, этому дураку-кавалеристу фон Реддернауфу чин присвоил майорский.

– Отчего же он дурак, он не дурак вовсе, – заметил кавалер.

– Все кавалеристы дурни, ты и сам про то знаешь, – продолжал уверять генерала Роха. – Ничего, кроме как гнать вперед, больше и не умеют. Либо вперед бегут сломя голову, если атака удалась, либо разбегаются кто куда, как зайцы, если атака не получилась.

– Может, и так, может, ты и прав, или думаешь, что кавалерия в войске не нужна? – заметил Волков, не останавливаясь.