Графиня фон Мален

– С лагерем все так же, – отвечал капитан, – укреплять его никто не собирается. Ров неглубок, частокола нет, рогатки на входах, и все. То нам на руку.

Казалось бы, все хорошо, но тон Дорфуса был вовсе не успокаивающий. А тут Мария принесла господину сдобные булки, только что испеченные, кофе горячий, печеную свинину в горчице. Пока она ставила все это на стол, кавалер молчал, но, как она ушла, спросил своего офицера:

– Вижу, что не все вам там показалось хорошим.

Капитан кивал, соглашался: да, не все.

– За день, что я там был, в лагерь приехало двенадцать кавалеристов с южных сел. А к вечеру пришли еще двадцать четыре арбалетчика. И, пока я лагерь не видел, там палаток-то поприбавилось.

Волков, увидав капитана, окончательно проснулся, а теперь, от последних слов его, и взбодрился. Отложил кусок булки, отодвинул тарелку с бужениной. А вот и он, главный момент всякого человека, который принимает решения, от которых будет зависеть его жизнь и жизни многих-многих людей, что пойдут с ним. Главный момент, и ошибиться тут нельзя. Хочется, хочется, конечно, переложить часть своей ответственности на кого-то другого, да на кого же? Кто за тебя примет это решение? И все-таки он хотел знать наверняка.

– Думаете, тянуть нельзя?

Капитан принялся зачем-то ворошить свои бумаги, как будто потерял в них что-то важное, от осознания своей причастности к важному решению, от осознания своей ответственности за будущую кампанию, он молод и не хочет отвечать за принятие решения, ему неуютно под тяжелым взглядом генерала. Но отвечать на заданный вопрос ему придется, и он наконец проговорил:

– День-два… или, может, три дня у нас еще есть для атаки на лагерь, дальше… – Дорфус покачал головой, – дальше не знаю… Одним полком со стрелками можем и не управиться. Думаю, что каждый день в лагерь приходят новые части, каждый день они усиливаются. А если протянем, так еще и генерал их приедет. Тогда точно придется ждать полковника Эберста с его полком и артиллеристов Пруффа.

Большего кавалеру знать было и не нужно. Он сделал два больших глотка кофе из чашки, немного помедлил, словно ловил удовольствие от напитка, и уже после крикнул:

– Гюнтер, господ Максимилиана и Фейлинга ко мне! – И снова повернувшись к капитану, сказал: – Раз тянуть нельзя, значит, и не будем. Начнем дело.

Эрик Георг Дорфус, капитан его штаба, кивнул. Молодой человек был рад, что подобные решения приходится принимать не ему.

Глава 49

Сам собой пропал аппетит. Вернее, не пропал, просто стало сейчас Волкову не до еды. Им овладело то волнение, которое бывает перед очень важным делом. И когда это волнение посещает деятельного человека, разве может он усидеть на месте?

Господ Румениге и Габелькната Волков отправил к полковнику Брюнхвальду и майору Рохе, которые со своими частями стояли под Эвельратом, ожидая приказа выдвигаться в Лейдениц для погрузки. Молодые господа получили тщательные инструкции, которые они должны были донести до Брюнхвальда и Рохи, после чего сразу уехали.

А сам генерал, так толком и не позавтракав, велел господину Фейлингу ехать в лагерь, что был разбит чуть южнее Эшбахта, и сказать капитану Кленку и майору фон Реддернауфу, чтобы собирались со своими ближайшими офицерами на рекогносцировку. Волков думал показать господам места, дорогу на юг и берег, на котором они будут ждать баржи, после того как он сам высадится в кантоне.

– Что? – Жена, спустившись на первый этаж, увидала суету в доме, готовящихся в дорогу молодых господ и с ними своего мужа. – Куда вы? Уезжаете?

– Надобно мне, госпожа моя, – как можно теплее отвечал он.

– Да как же вам надо?! Вы же одну лишь ночь дома были! И уже уезжаете.

– Говорю же вам, дорогая супруга моя, – продолжал Волков терпеливо, – враг зашевелился, надо мне ехать.

И конечно, она тут же спросила:

– А куда едете? А вернетесь-то когда?

Сама его за рукав поймала, не выпускает, в лицо ему заглядывает.

Вот и что ей, гусыне, отвечать? Сказать, что едет он на войну и не разумеет до конца, вернется ли вовсе?

– Еду я с господами офицерами сначала на юг наших владений, а оттуда в Лейдениц, встречать друга нашего Брюнхвальда. А как узнаю, когда домой вернусь, так о том вам весть пришлю, – сказал кавалер. – А волноваться вам в вашем положении не нужно. – Он даже погладил ее по большому животу. – Чрево свое берегите.

– Войну затеяли? – Ее лицо потемнело буквально на глазах.

– Да не затевал я ее, я ее закончить думаю.

– Да когда же вы уже навоюетесь? – завыла Элеонора Августа. Слезы ручьями, словно воду кто на лицо ей льет. – Когда я мужа видеть буду, когда спать буду спокойно? Когда мне виденья про смерть вашу перестанут мерещиться?

Она вцепилась в его одежду еще сильнее.

«Ну не дура ли?» Он аккуратно высвободился из ее рук.

– Нет нужды вам такие видения смотреть, сам я не воюю, я генерал, воюют мои солдаты и офицеры, а я от войны далеко сижу. И говорю же вам, скоро вам весть пришлю. Не кручиньтесь и себя злыми думами не изводите.