Графиня Гизела

И вот она усадила девушку на скамейку, находившуюся близ опушки леса, откуда было видно все собравшееся общество. На другом конце скамейки уселась гувернантка рядом со своей старинной приятельницей, с которой она не виделась уже несколько лет. Дамы велели принести себе кушанья и во время еды не переставали толковать о беспримерном бесстыдстве иностранного выходца – португальца. Это просто какой-то авантюрист, хвастун! – Еще неизвестно, какими средствами приобрел он все эти драгоценности. А впрочем, толстушка была даже уверена, что все это «дрянь» поддельная, камни имеют какой-то неестественный блеск – это может отличить всякий ребенок, сравнив эту мишуру с необыкновенными фамильными бриллиантами графов Фельдерн. А его превосходительство отличнейшим образом отделал этого сумасброда – он даже не удостоил ни одним взглядом ни его самого, ни его хваленые бриллианты.

Словно больной ребенок, откинула Гизела утомленную голову на спинку скамейки. Раздавшаяся музыка заглушила продолжение остроумного разговора… Бедная девушка чувствовала себя совершенно одинокой и глубоко несчастной, сердце ее болезненно сжималось… Сейчас она должна была молча перенести оскорбление, нанесенное ей злобной мачехой; борьба уже истомила ее, да и к чему повела бы эта борьба? – думала она с тупой покорностью и равнодушием… Все эти неудавшиеся попытки… Не все ли равно, что о ней думает свет? И вот сколько времени она сидит тут одна и никому нет до нее дела, все о ней забыли, все, все… А там, в толпе, словно поддразнивая ее, мелькает красная шапочка и, как магнит, влечет к себе померкший взор девушки; и всякий раз, как высокая мужская фигура появлялась рядом с темнокудрой головкой – чего на самом деле не было, она постоянно ошибалась, – сердце ее обливалось кровью и она едва переводила дыхание.

Наконец, она решилась не смотреть туда и медленно откинула голову назад. Широкие влажные листья висящей над головой ветки освежили ее пылающий лоб; она закрыла глаза, но во внезапном испуге тотчас же снова подняла свои отяжелевшие веки.

Португалец стоял сзади и называл ее по имени. Гизела, как окаменелая, продолжала сидеть неподвижно. Да, это его голос, но как странно он изменился и звучал как-то странно!..

– Графиня, слышите ли вы меня? – повторял Оливейра громче, между тем как сильный аккорд заглушал его слова.

Гизела медленно наклонила голову, не поворачивая к нему лица.

Голос португальца раздался над самым ее ухом.

– Вы, графиня, поступаете так же неблагоразумно, как и те, что там веселятся, – сказал он шепотом. – Вы музыкой хотите заставить себя позабыть о буре, которая не замедлит разразиться… – Он помолчал с минуту. – Неужели вы ждете, пока не хлынет дождь? – продолжал он настоятельным тоном, желая услышать звук ее голоса.

– Я не могу уйти, не предупредив госпожу фон Гербек, – возразила Гизела. – Она, конечно, только посмеется над моими опасениями, потому что вы сами видите, что здесь никто не помышляет о буре.

Она немного повернула голову в его сторону, не поднимая глаз. Малейшее движение ее могло привлечь внимание гувернантки, которая не переставала весело болтать со своей приятельницей. Девушка инстинктивно боялась, чтобы подозрительный ненавистный взор толстухи не упал на этого человека, стоявшего так близко к ней и говорившего с ней таким глубоко взволнованным голосом.

Он протянул руку в ту сторону, где сидел князь, неподалеку от одного из буфетов. Перед его светлостью стоял министр с полным стаканом в руке. Его превосходительство, как казалось, был в столь оживленном настроении, что напрасно бы в его жестах, в его улыбающемся лице стали искать равнодушно-неподвижную маску дипломата. Вероятно, в эту минуту он провозглашал тост, полный веселости и остроумия, предназначенный лишь для ушей его светлости и некоторых из близстоявших кавалеров, – члены этого маленького избранного кружка смеялись и, обменявшись выразительными взглядами, подняли бокалы.

– Вы правы, там никто не хочет думать о непогоде, нависшей в воздухе, – сказал португалец. – Но буря разразится, – прервал он сам себя, опуская голову так низко, что девушка почувствовала его дыхание на своей щеке. – Графиня, вернитесь в ваш тихий Грейнсфельд! – прошептал он с мольбой в голосе. – Я знаю, что эти тучи несут удар и для вас.

Смысл его слов был темен, как прорицание… Какие противоречия скрывались в намерениях этого странного человека! При каждой встрече он обнаруживал неприязненность к ней, но в то же время оберегал ее от падения в каменоломнях и теперь, предостерегая о наступлении грозы, просит скорее укрыться от нее… И почему именно ее?.. Там только что промелькнула красная шапочка… А-а, прекрасной темно-каштановой кудрявой головке немного времени понадобится, чтобы скрыться от непогоды, – Лесной дом так близко, в самый момент опасности можно спасти свою лучшую драгоценность под собственной крышей…

Сердце ее наполнилось несказанной горечью.