Графиня Кейт

Слова полились из Кейт водопадом. В своем рассказе, расписывая в самых ярких красках свои приключения, свой образ жизни и все свои несчастья, она положительно представлялась героиней. Сильвия и Чарли сочувствовали ей во всем, жалели, удивлялись, негодовали от всего сердца. Чарли пожелал даже упрятать старую колдунью-тетку в какой-нибудь пруд, объявив, что предварительно ее следовало бы бросить среди поля и заставить всех мальчиков из школы побивать ее каменьями. Маленькая Лили, слушая рассказ Кейт, принимала его отчасти за интересную сказку. Сидящая же за работой Мэри была совершенно поражена, и только теперь поняла, как прав был отец, говоря, что Кейт еще не способна передать им все как следует.

Мэри хорошо знала правдивость Кейт и была уверена, что девочка сознательно ничего не прибавит. Но ее черные глаза, блестевшие, как горячий уголь, пылающие щеки и взвизгивание в голосе доказывали, что Кейт довела себя до страшного раздражения и в подобном состоянии, не отдавая себе отчета, многое могла преувеличивать. Уже одних противоречий в ее рассказе было столько, что он не мог быть верен. Дурное обращение с ней теток никак не соответствовало, например, описанию глубокого уважения, оказываемого юной графине в их доме. Рассказывая, что на нее смотрели как на крайне важную особу, Кейт ужасно гордилась и говорила, что, куда бы она ни являлась, с ней везде обращались с великим почтением. Эрмин два или три раза старался обратить этот рассказ в шутку, желая привести девочку в себя и немного пристыдить. Но Кейт не понимала и не замечала того, что ей говорили.

— Вообразите, что мне никогда не позволяли сделать что-нибудь для себя самой! — восклицала она. — Уж такие там правила, и это так скучно!

— Ты была, значит, как испанский король, который не может сам отодвинуть стул от камина! Непременно слуга должен ему в этом помочь! — засмеялся Эрмин.

— Да, я не смела даже вынуть уголек из камина или подложить туда полено дров, — продолжала Кейт.

— Ну, на это, я думаю, были другие важные причины, — сказал Эрмин, намекая на то, как Кейт чуть было не сожгла однажды весь их старый дом.

— Ах, уверяю тебя, что не поэтому! — прервала его Кейт. — Если бы только наш дом был побольше и поудобнее, то для меня наверняка был бы особенный человек, который зажигал бы мой камин и всегда и всюду ходил бы за мной. А теперь там только один Перкинс, который всегда идет за мной, пока я гуляю. Такая скука!

Когда Мэри уложила разгорячившуюся Кейт в постель и возвратилась к старшему брату в гостиную, ее глаза наполнились слезами:

— Бедная моя девочка! Боюсь, она уже безнадежно испорчена!

— Утро вечера мудренее, — успокоил ее Эрмин. — Богатство и титул вскружили ей голову, но ее сердце все-таки на прежнем месте!

— Она как помешанная сейчас, — вздохнула Мэри. — Как умно поступил папа, не позволив Сильвии спать с ней в одной комнате! Только как он намерен теперь поступить? Боже мой!..

Глава XIII Трудный разговор

Воскресенье в Олдбороу прошло совсем не так, как бы хотелось Кейт. Страшные сны заставили ее проснуться среди ночи с сильной головной болью. Тревога и беспокойство предыдущего дня, продолжительный голод, утоленный в булочной, путешествие с волнениями и встречами — всего этого было достаточно, чтобы привести юную графиню в жалкое и болезненное состояние.

Впрочем, здоровье Кейт не было еще до такой степени плохо, чтобы возле ее постели столпились доктора. Рядом с девочкой сидела только Мэри Вардур, которая с четырех часов утра, как только Кейт пожаловалась на головную боль, принялась усердно ухаживать за ней и осталась до того времени, пока та снова не заснула, то есть до полудня.

Когда все ушли в церковь, храбрая Мэри взяла на себя смелость написать с ранней воскресной почтой записку леди Барбаре Умфревиль, в которой упомянула, что ее маленькая кузина чувствует себя так дурно, что привезти ее в дом теток в понедельник, как обещал мистер Вардур, будет невозможно.

Сон придал сил маленькой леди. Проснувшись, она с аппетитом скушала чашку бульона с гренками и почувствовала себя вполне неплохо. Оставаться кому-нибудь дома, чтобы ухаживать за ней, уже было не нужно. Мэри не могла не пойти в церковь, так как она играла на органе и управляла хором, а потому, увидев свою больную снова на ногах, играющую с маленьким котенком, Мэри вздохнула с облегчением.

— Кейт, ничего, если мы ненадолго оставим тебя одну? Только на время церковной службы и уроков катехизиса…

Кейт смутилась и хотела попросить, чтобы с ней оставили Сильвию, но не посмела. Она чувствовала себя не настолько больной, чтобы это было необходимо, и знала, что в доме Вардуров не ходить в церковь можно было только по действительно уважительной причине.