Графиня Потоцкая. Мемуары. 1794—1820

Я приехала в Мюнхен в девять часов вечера. У заставы меня ожидала записка графа с указанием остановиться в «Отеле принцев», где я нашла не только элегантное помещение, но и готовую ванну, в которую с удовольствием погрузилась, как вдруг маленькая дверь, скрытая зеркалом, тихо отворилась и, к моему ужасу, в комнату кто-то проскользнул и встал на колени перед ванной. Я подняла страшный крик. К счастью, горничная, уходя, оставила колокольчик, в который я принялась неистово звонить. Прежде чем она меня услышала, я успела рассмотреть виновника своего внезапного ужаса: это был сам бедный граф де Нарбонн! Ошеломленный произведенным эффектом, он буквально застыл в своей коленопреклоненной позе; сначала мне даже показалось, что он помешался, и я смотрела на него и с ужасом, и с сожалением.

Он успел переодеться, и я еще никогда не видела его одетым так изящно. В довершение этого необычайного маскарада, превратившего шестидесятилетнего старца в модного щеголя, он еще и нарумянился!

Мой страх сменился неудержимым хохотом, когда старый селадон[32] начал изъяснять мне свои нежные чувства, но

тут на мои звонок наконец прибежала горничная, и бедный герой этого потешного приключения, не без труда поднявшись с колен, убрался совершенно сконфуженный.

Теперь, разумеется, нам было бы чрезвычайно неудобно продолжать совместное путешествие, поэтому я позвала своего курьера и объявила ему, что уезжаю завтра на рассвете. Я приказала ему щедро расплатиться и не сообщать никому о моем намерении. В отеле все еще спали глубоким сном, когда я в своей карете отправилась в Страсбург, где мне хотелось посетить собор и могилу Морица Саксонского.

Это путешествие, интересное само по себе, занимало меня еще и потому, что я в первый раз выехала из Польши и до сих пор все мои путешествия ограничивались лишь Веной, куда я ездила повидаться с матушкой.

Торжественный въезд в Париж

Графиня Тышкевич – Неудачи церемониала – Шутки парижан – Торжественный кортеж – Внешность Марии Луизы – Шутка Наполеона – Гвардия – Пажи – Впечатления толпы – Знакомство с госпожой де Суза

Моя тетка сняла для меня квартиру на площади Людовика XV, в прекрасном здании, которое называлось Гард-Мёбль. Там помещался и дом мебели, куда я сразу направилась.

На другой день после моего прибытия меня навестила графиня Тышкевич. Чрезвычайно заинтересованная текущими событиями, она хотела скорее узнать венские новости. Когда я удовлетворила ее любопытство, она заметила: – Наполеон сам удивляется своему величию.

Хотя она и не любила императора, но все же боялась его и потому выражала свое неодобрение тайно.

– Подумать только – какое счастье достается этому человеку! Ничто не может перед ним устоять! Перевернув вверх дном весь мир, победив Австрию, взорвав крепостные валы великого города, он довел несчастного монарха до такой степени унижения, что тот отдал ему свою дочь, умоляя о мире.

Моя тетка, которая втайне поддерживала сношения с Сен-Жерменским предместьем, куда ее ввел Талейран, знала в то же время обо всем, что происходило в Тюильри, – от того же Талейрана. Она рассказывала, что император сначала был ослеплен блеском своего брака, но необъяснимое поведение Марии Луизы быстро рассеяло это очарование, и уже через два дня изысканная вежливость Наполеона сменилась привычным повелительным обращением великого человека, оправдываемым в данном случае примером Генриха IV.

Он отправился навстречу своей юной невесте и остановился в Компьене. Здесь Наполеон, вообразивший, что австрийская принцесса будет держать его на почтительном расстоянии, был сразу разочарован ее неуместной уступчивостью. Да и не только он, но и все, кому нравилось видеть в ней жертву, принесенную во имя спокойствия Европы.

Компьенский прием занимал парижан по крайней мере в продолжение недели. Все без конца критиковали азиатскую роскошь, с которой император украсил замок. Уборная была задрапирована великолепнейшими индийскими шалями. Злые языки уверяли, что лучшим украшением стали шали, раньше принадлежавшие Жозефине, но впоследствии было доказано, что Наполеон даже не прикоснулся к подаркам, сделанным им своей первой жене.

Разобрав по косточкам все подробности компьенского приема, парижане стали шептаться о возможных его результатах. Прошло меньше двух часов, а Париж уже составил себе определенное мнение о молодой государыне, и я была немало удивлена, услышав в салонах и шутки дурного тона, и двусмысленные словечки в ее адрес. Так как наступала Святая неделя, злые языки утверждали, что будущая императрица хотела въехать в Париж en sainte[33]. Этот грубый каламбур имел необычайный успех: французы, весьма разборчивые в оценке истинного ума, очень снисходительны ко всяким остротам и шуткам.