Графиня Салисбюри

Но как поспешно ни действовали они, однако не могли взять его врасплох, потому что жители подозревали вооружение графа Гильома и дяди его, мессира Бомона, поэтому, уведомив об этом начальников в Вермандуа, просили у них помощи, которые и выслали к ним г-на Вервеня, начальника епископских войск, и мессира Иоанна Бова, с тремястами вооруженных воинов; они нашли, что город был дурно защищен; но так как у них было еще несколько дней свободного времени, то они и употребили его на укрепление города, велели рыть рвы, подкреплять стены, устраивать завалы за рвами, и, наконец, окончив эти приготовления, ожидали нападения. В следующую после сего пятницу неприятельское войско показалось из леса. Тиераш, потом, отойдя от него на расстоянии мили, остановилось на возвышении одного пригорка, для того, чтобы увидеть, с какой стороны город был слабее защищен. Сделав этот осмотр, они расположились на этом месте лагерем, потом на рассвете следующего дня разделились на три отряда; первый под начальством графа Гильома, второй — мессира Иоанна Бомона, третий — сира Фокемона, и пошли прямо к городу. Осажденные, со своей стороны, расставили по стенам множество стрелков, а других поместили в засадах; и пользуясь последней минутой, которая оставалась до сближения обеих армий начальник войск Шалонского епископа сделал рыцарями трех своих сыновей, прекрасных и храбрых молодых людей, хорошо образованных и искусных в военном деле Приступ начался с остервенением, и это показало жителям, что последствием этого сражения будет месть и истребление, поэтому в случае поражения им нельзя ожидать пощады; но вместо того, чтобы оробеть от ожидающей их участи, они с новым мужеством бросились к обороне. Однако, несмотря на тучи стрел, которые летели на него, граф Гейнаузский достиг первый завалов и встретился с начальником войск Вандомского епископа и тремя его сыновьями; почти в это же самое время, на мосту, мессир Иоанн Бомон напал на Вервеня — своего личного врага, который сжег и разграбил его город Шимай; с обеих сторон удары были ужасны. Осажденные бросали на осаждающих камни, брусья и известь, а осаждающие, со своей стороны, уничтожали палисады, рубя их топорами, и поражали длинными своими копьями всех, кто отважился защищать их. Наконец, один палисад был разрушен и начался рукопашный бой. В эту минуту три молодых человека, которых только что отец сделал рыцарями, желая заслужить полученное ими звание, пока начальник войск Шалонского епископа сражался против сира Фокемона, бросились на графа Гильома, но он как искусный и ловкий рыцарь первым ударом меча своего пробил щит и латы старшего из трех братьев, и удар его был так силен, что железо из груди вышло насквозь между плеч; два других, несмотря на то, что брат упал, не заботясь, считая его мертвым, подавать ему бесполезную помощь, напали на графа, который, казалось, имел в эту минуту исполинскую силу, потому что с ужасным жаром возвращал получаемые им удары; но так как они сильно теснили его, один с копьем, а другой с мечом, и потому, что он никак не мог достать того, который сражался копьем, почел себя в большой опасности, но вдруг один из братьев заметил, что сир Фокемон сильно наступал на его отца, полагая, что брат один в состоянии будет защититься, и увлекаясь чувством привязанности, которая была сильнее к отцу, нежели к брату, бросился к нему на помощь в ту минуту, когда сир Фокемон, вооружась дубиною, и повалив его, старался убить, потому что мечом никак не мог пробить его лат и брони. Заметив внезапное нападение с тылу, сир Фокемон принужден был, оставив старика, защищаться от молодого человека, за это время горожане увлекли в город начальника войск епископа Шалонского, который был без чувств; но лишь только подняли забрало его шлема, то он пришел в себя и поспешил в свою очередь на помощь сыну, точно так же, как и тот прежде бросился выручать его.

Граф же Гейнаузский сражался с другим молодым человеком, который нападал на него с копьем; Гильом понял, что трудно ему будет победить своего противника до тех пор, пока это оружие останется у того в руках; поэтому вдруг ударил тупой стороной меча по древку копья и так сильно, что оно переломилось, и конец, оправленный в железо, упав, воткнулся в землю; молодой человек, отбросив оставшееся у него в руках древко как вещь совершенно для него бесполезную, нагнулся взять секиру, приготовленную им позади себя на случай, ежели бы копье его сломалось. В это мгновение Гильом, взяв обеими руками меч и подняв высоко, вдруг со всего размаха ударил им с такой силой по затылку своего противника в том месте, где шлем был тоньше, что рассек его, как будто кожаный, и лезвие меча проникло до мозга, так что молодой человек упал мертвым, не успев поручить душу свою милосердию Божию.

Когда два молодых рыцаря пали, то отец, взяв третьего за руку, отвел назад и хотел возвратиться в город, но осаждающие, сделав сильный натиск, вошли вместе с ним.