Графиня Шатобриан

Король повел коннетабля к воротам и, повернув за угол замка, указал рукой на большой луг под окнами герцогини Луизы, который теперь совершенно преобразился. Все пространство от старых орешников и кленов до маленькой церкви было фантастически освещено красноватым светом горящей смолы, налитой в глиняных чашах; на земле были разостланы ковры; в отдалении виднелась красная шелковая палатка, в которой был приготовлен десерт для желающих. У палатки стояли и сидели, полулежа на подушках дамы и мужчины, напоминая собой непривычному глазу одно из тех сборищ, которые описаны в восточных сказках. В сущности, общество на лугу задалось такой же целью, как Шахерезада в «Тысяче и одной ночи», и здесь рассказ следовал за рассказом. Маргарита, сестра короля, высокая и видная женщина, сидела посредине; она была душой этих собраний и исполняла роль хозяйки. Серьезное и милое лицо ее внушало невольное уважение, но несмотря на строгий склад ума она умела слушать, улыбаясь, самые легкие и веселые рассказы и анекдоты; и потому каждый чувствовал себя свободно в ее присутствии. Она была на несколько лет старше своего брата, короля, но, вследствие неудачного брака и наклонности к размышлению, еще в ранней молодости окружила себя учеными и художниками и стала жить их интересами. Многие шутя упрекали ее, что она перешла на сторону реформации, начавшейся тогда в Германии и Швейцарии, хотя им казалось непонятным, как одна и та же женщина, которая тонко понимает искусство и умеет описывать прелести чувственной жизни, могла увлекаться религиозным движением, грозившим разрушить все то, чем наслаждается человечество. Но благодаря талантливой природе Маргариты эти кажущиеся противоречия мирно уживались в ее душе; и в этом она была намного выше своего брата.

Маргарита приветливо поклонилась новым гостям и пригласила их сесть около себя на ковре.

– Наш друг Дюшатель, – сказала она, указывая на пожилого господина, – должен угостить нас сегодня рассказом. Теперь его очередь.

– Это очень кстати, – заметил король, – потому что наш кузен Бурбон только и может слушать серьезные вещи. Ну а потом Маро, вероятно, не удержится и расскажет нам какой-нибудь веселый анекдот.

Последние слова были обращены к маленькому человеку с плутоватым выражением глаз, который вместо ответа необыкновенно низко поклонился королю.

Коннетабль чувствовал себя совершенно не на своем месте в этом кругу; в данную минуту его менее всего могла занимать игра слов и умственное состязание в виде рассказов и анекдотов, потому что он был в самом печальном расположении духа. Он знал короля Франциска еще в ранней молодости и пришел к убеждению, что в высшей степени трудно составить себе сколько-нибудь верное понятие о его характере. Никто из окружающих не мог сказать, что король находится в таком-то настроении или что он намерен сделать то или другое. Несмотря на его рыцарскую прямоту и на то, что его нельзя было упрекнуть в коварстве или притворстве, Франциск был актер в душе и постоянно воображал себя в какой-нибудь роли. Простое, непосредственное отношение к людям было не под силу его артистической натуре; он всегда сам старался усложнять свои отношения с друзьями и врагами и, создавая таким образом искусственное существование, неожиданно ставил и себя и других в затруднительное положение. Благодаря этому же безотчетному фантазерству он хотел восстановить в своем лице средневековое рыцарство и, воображая, что вполне достигает этой цели, не замечал противоречия, существовавшего между его положением и тем идеалом, к которому он стремился.

Беспокойство коннетабля еще больше увеличилось, когда неожиданно явился его смертельный враг адмирал Бонниве и, отозвав в сторону короля, о чем-то заговорил с ним.

Коннетабль знал, что адмирал из Бретони, и очень удивился его появлению, не подозревая, что король послал за ним нарочного в замок Шатобриан с приказом немедленно явиться в Блуа. Совесть коннетабля была не совсем спокойна, потому что некоторые из бретонских дворян принимали деятельное участие в игре, затеянной им против короля; у него явилось опасение, что королю все известно и что его удерживают здесь из вежливости, пока измена не выяснится окончательно и тогда будут приняты крутые меры против неверного вассала. Одну минуту он даже стал оглядываться, чтобы убедиться: может ли он уйти незаметно от тяготившего его общества. Но гордость и упрямство помешали бы ему исполнить эту мысль, даже в том случае, если бы на лугу неожиданно водворился полумрак. Он был так занят своими мыслями, что герцогиня Маргарита уже во второй раз обращалась к нему с вопросом. Он поспешил исправить свой промах, но ответил некстати, потому что снова отвлекся приходом короля и Бонниве, которые присоединились к остальному обществу.

– Не знаком ли кто-нибудь из вас с графиней Шатобриан? – спросил король, обращаясь к гостям – Бонниве расхваливает ее как идеал красоты и любезности! Может быть, это преувеличено?

– Разумеется, нет! – ответил поспешно Маро.