Графиня Шатобриан

– Этот противный император постоянно приводит меня в дурное расположение духа, – продолжал король, садясь в кресло, к ужасу Маро. – Я скоро отгоню от себя моих лучших друзей. Брион ушел сегодня раньше обыкновенного; Бюде последовал его примеру под предлогом болезни, так что разговор не мог сойти с почвы нашего несчастного политического положения. Маргарита ждет сегодня гонца от матери; с ним, вероятно, явятся сюда новые гости: кузен и Флорентин. Ты, кажется, не любишь этого прелата, Франциска!

– Вернее сказать, он разлюбил меня.

– Разлюбил! Объясни мне, чего ты так испугалась при известии об его приезде?

– Он интриган в душе.

– Что тебе за дело до этого? Он не может иметь никакого повода интриговать против тебя. Правительница хвалит его как человека умного и искусного в политике, а такие люди нужны мне, чтобы освободиться из сетей императора. Наша храбрость настолько же неуместна здесь, как сильный конь на топком болоте… Но кто это так поздно идет к тебе?

В соседней комнате послышались шаги, и герцогиня Маргарита, подойдя к двери, спросила, может ли она войти.

Получив утвердительный ответ, Маргарита быстро вошла в сопровождении Монморанси и, передав королю письма, сказала:

– Приехал гонец вместе со священником и живописцем. Правительница предостерегает нас против козней императора. Я хотела спросить Бриона, что сказал ему Гаттинара, но его нигде не могли найти. Маро также куда-то исчез; нужно было бы послать его к Бурбоку. Бюде, вероятно, уже в постели; я не могу никуда отправить его по этой погоде!.. Неправда ли, какие странные предостережения!..

При этом Маргарита указала королю на одно место в письме и с беспокойством стала ходить взад и вперед по комнате, посматривая по временам на читающего короля. Наконец она подошла к балконной двери и приподняла немного гардины, чтобы посмотреть, не переменилась ли погода.

– Мне кажется это невероятным! – воскликнул король, дочитав письмо.

– Всего можно ожидать от торгаша, которого они величают императором!

– Я не знал, что тебе позволено пробыть здесь только определенное время. Ты никогда не говорила мне об этом!

– Не говорила только потому, что не хотела беспокоить тебя. Пленному королю не может быть приятно, что его любимой сестре дали такое предписание: «Ты можешь пробыть с твоим братом столько-то дней. Если ты останешься один лишний день, то мы и тебя посадим в тюрьму.» Неужели я должна была рассказать тебе это, Франциск, чтобы отнять у тебя последнюю надежду. Я сама считала это за простую формальность.

– Иначе и быть не может!

– Тем не менее, император хочет исполнить эту формальность во всей строгости. Не будем более обманывать себя. Гаттинара намекал на это Бриону, но я не обратила внимания на его слова. Бурбон также спросил меня в разговоре, долго ли и я намерена оставаться здесь, – вероятно, с целью предостеречь меня. К несчастью, мы с тобой, Франциск, далеко не так умны и осторожны, как наша мать, которая умеет выведать все, что ей нужно, через священников и монахов и, сидя в Париже, знает все, что думает и делает император, лучше, чем мы в Мадриде. Мать пишет мне: «Уезжай скорее, ты не должна оставаться долее в Испании». Она права! Мне грозит неминуемая опасность, если император вздумает выполнить условие, под которым мне дан был пропуск. Осталось всего три дня. Если я теперь сяду на лошадь, то должна буду ехать день и ночь, чтобы достигнуть вовремя границы Наварры.

– Где прелат?

– Мне показалось, что он шел за нами, – сказала Маргарита, обращаясь к Монморанси, и, не дожидаясь ответа, подошла к двери и позвала Флорентина.

Прелат всегда был налицо, когда ему предстояло играть видную роль. Он терпеливо ожидал в прихожей, пока не явится необходимость в его присутствии, и тотчас же явился на зов.

Король не любил прелата после сцены в Фонтенбло и, встретив его с нахмуренными бровями, холодно спросил его, на чем основано опасение, что император буквально исполнит свою угрозу, в случае если герцогиня замедлит свой отъезд.

– Осмеливаюсь доложить вашему величеству, – ответил Флорентин, – что тотчас по приезде в Мадрид я отправился к духовнику императора, и тот уверил меня, что наши опасения вполне основательны.

– Я не считаю императора настолько верующим, чтобы он стал рассказывать своему духовнику такие вещи!

– Но у духовника тонкий слух, ваше величество!

– Я считаю императора неспособным на подобный поступок. Это невозможно!

– Позвольте мне заметить, – сказал Флорентин почтительным тоном, – что императору очень важно обезоружить такую горячую заступницу ваших интересов, как герцогиня Маргарита. Если он до сих пор не напоминал о сделанном условии, то имел в виду, что она, узнав о грозившей ей опасности, в последние решительные минуты потеряет присутствие духа и сделается уступчивее, чтобы скорее выехать отсюда, или же пропустит срок и, в качестве пленницы будет лишена права предлагать какие-либо условия и выражать свое мнение.