Графиня Солсбери

Король, узнав о грозящей графине опасности, отдал приказ готовиться к походу. Вечером того же дня армия выступила; она состояла из шести тысяч латников, десяти тысяч лучников и шестидесяти тысяч пехотинцев. Но на полпути король не смог вынести той медлительности, с которой из-за пехоты они продвигались вперед. Поэтому он приказал отобрать тысячу конных латников среди самых храбрых рыцарей, а тысяче пеших лучников повелел держаться за гривы лошадей и, встав вместе с Уильямом Монтегю во главе этого маленького отряда, устремился вперед, пустив коня резвой рысью. Незадолго до рассвета Уильям, увидев туши мертвых быков, узнал место, где вчера дал бой двум шотландцам. Спустя час, когда засверкали первые лучи солнца, англичане вышли на возвышенность, откуда были видны замок и его окрестности; но, как и предвидел Уильям, шотландцы не стали ждать Эдуарда, и ночью Давид Брюс снял осаду: лагерь опустел.

Не успели они пробыть на холме и пяти минут, как Уильям Монтегю по оживлению на крепостных стенах понял, что их заметили, поэтому Эдуард и он пустили своих коней в галоп и в окружении только двадцати пяти рыцарей пересекли вражеский лагерь. Вскоре их приближение приветствовали громкие крики радости. Наконец, в ту минуту как они спешились, ворота раскрылись и графиня Солсбери в дивном наряде, как никогда красивая, вышла навстречу королю; она преклонила колено, чтобы воздать благодарность за то, что он пришел на помощь. Но Эдуард тотчас поднял графиню и, будучи не в силах говорить с ней — его сердце переполняла страсть, но он не смел ее высказать, — тихо пошел рядом с Алике; они вошли в замок, держась за руки.

Графиня Солсбери сама провела короля в приготовленные для него богато убранные покои; но, несмотря на все эти заботы и знаки внимания, Эдуард продолжал хранить молчание; он лишь смотрел на нее таким пристальным и пылким взглядом, что смущенная Алике, почувствовав, как ее лицо заливает краска стыда, мягко вынула свою руку из ладони короля. Эдуард вздохнул и, глубоко задумавшись, отошел к окну. Графиня, воспользовавшись свободой, чтобы пойти приветствовать других рыцарей и распорядиться насчет завтрака, вышла из комнаты, оставив Эдуарда в одиночестве.

В это время она увидела Уильяма: он выяснял у рыцарей подробности ухода шотландской армии. Раненый шотландец, вероятно, в точности выполнил его поручение, ибо около десяти часов утра защитники замка заметили, что в стане противника царит большое оживление. Сначала они высыпали на крепостные стены, думая, что враг намерен предпринять новый штурм, однако вскоре убедились, что приготовления эти преследуют совсем другую цель; горожане снова воспряли духом, когда поняли, что шотландцы узнали о подмоге, которая спешит к замку. В самом деле перед вечерней шотландская армия снялась с места и, будучи вне досягаемости английских лучников, прошла мимо замка, направляясь вверх по течению Твида, где находился брод. Осажденные подняли большой шум, трубя в трубы и ударяя в цимбалы, но Давид Брюс сделал вид, будто не слышит этого призыва к бою, и, когда стемнело, шотландская армия скрылась из виду.

Графиня подошла к Уильяму и присоединила свою благодарность к поздравлениям других; ведь молодой рыцарь, сколь бы неблагоразумным и дерзновенный он ни был, довел свое дело до победы благодаря необыкновенному мужеству и редкой удаче. Алике пригласила его отдохнуть за завтраком, но Уильям отказался от приглашения своей прекрасной тетки, сославшись на усталость после долгой дороги. Предлог был вполне приемлемым, чтобы ему поверили или сделали вид, что поверили. Алике настаивать не стала и вместе с гостями прошла в зал, где был сервирован стол.

Но король еще не появился, и поэтому Алике велела протрубить сигнал воды, чтобы дать знать Эдуарду, что гости ждут только его прихода; но сигнал оказался безответным. Эдуард не вышел к столу, и графиня решила пойти за ним.

Она застала его на том месте, где и оставила; король попрежнему неподвижно стоял в глубокой задумчивости, невидящими глазами глядя в окно на равнину. Тогда она приблизилась к нему. Эдуард, заслышав шаги, протянул руку в ее сторону; графиня преклонила колено и взяла королевскую руку, чтобы поцеловать ее, но Эдуард тотчас ее отдернул и, повернувшись, с ног до головы окинул Алике пристальным взглядом. Алике снова почувствовала, что краснеет, но гораздо более смущенная этим молчанием, чем возможным разговором, решилась нарушить безмолвие короля.

— Государь мой, над чем вы так глубоко задумались? — с улыбкой спросила она. — Помилуйте, задумываться следует отнюдь не вам, а вашим врагам, даже не посмевшим дождаться вас. Прошу вас, ваше величество, отвлекитесь от мыслей о войне и придите к нам, чтобы мы доставили вам праздник и радость.

— Прекрасная Алике, не настаивайте, чтобы я вышел к Столу, — ответил король, — ведь, клянусь честью, вы получите очень грустного сотрапезника. Да, я приехал сюда с мыслями о войне, но вид этого замка породил во мне совсем другие мысли, и они столь глубоки, что их тяжести ничто не сможет снять с моего сердца.