Графиня Солсбери

Но было трудно избежать того, чтобы все оставалось в подобном положении. По мере того как в Англии воцарялось спокойствие, Вильгельм и его преемники стали все более жадными глазами смотреть на Шотландию, хотя они еще не смели отобрать назад то, что сами уступили шотландцам; но зато они постепенно стали намекать, что их соседи должны присягать им не только от имени трех завоеванных провинций, но и от всего шотландского королевства. Это и привело к первому периоду сражений, что завершились битвой при Ньюкасле, в которой Вильгельм Шотландский, прозванный Львом за то, что на его щите был изображен этот зверь, попал в плен и был вынужден, чтобы выкупить себе свободу, признать вассальную зависимость от короля Англии не только Кемберленда, Уэстморленда и Нортумберленда, но и всей Шотландии. Спустя пятнадцать лет Ричард I, считая это условие несправедливым и вырванным силой, по собственной воле от него отказался, и короли Шотландии, снова оказавшись в положении независимых суверенов, стали приносить присягу лишь от имени завоеванных ими провинций.

Сто восемьдесят лет минуло с тех пор, шесть королей правили в Шотландии после восстановления этого права, и между двумя народами не возникало никакой войны, ибо англичане, казалось, отреклись от своих древних притязаний на сюзеренитет, когда среди шотландцев распространилось предсказание, сделанное одним весьма почитаемым мудрецом по прозвищу Томас Рифмач, что 22 марта станет самым грозовым днем, который когда-либо переживала Шотландия. День этот наступил и прошел посреди всеобщего страха при изумительно ясной погоде, поэтому люди уже начали смеяться над роковым предсказанием астролога, когда прошел слух, что Александер III, последний из тех шести королей, чье царствование было для Шотландии золотым веком, проезжая на лошади по берегу моря в графстве Файф, между Бернтайлендом и Райнхорном, слишком приблизился к пропасти и, сброшенный с высокой скалы испуганной лошадью, разбился насмерть. Тогда все поняли, что гибель короля была предсказанной грозой, и стали ждать, когда сверкнет молния.

Однако буря разразилась не так быстро, как все того ожидали: Александёр умер, не оставив наследника мужского пола; но одна из его дочерей, что была замужем за Эриком, королем Норвегии, родила дочь; историки той эпохи именуют ее Маргарет, а поэты — Девой Норвежской. Ей, как внучке Александера, принадлежала и досталась корона Шотландии.

В Англии тогда царствовал Эдуард I, дед того Эдуарда, кого мы выводим в нашей хронике. Это был храбрый и победоносный государь, алчущий увеличивать свое могущество либо силой оружия, либо благодаря политике, либо, если эти средства не действовали, хитростью. На сей раз само Провидение, казалось, проложило пути его честолюбию. У Эдуарда I был сын Эдуард; тому пришлось царствовать под именем Эдуарда II. Это о его трагической смерти мы слышали рассказ его убийцы Матревиса (как должен помнить читатель, он стал смотрителем замка, а вернее, тюремщиком вдовствующей королевы Изабеллы). Эдуард I попросил для своего сына руки Девы Норвежской; предложение было принято, но в тот самый момент, когда оба двора готовились к свадьбе, молодая Маргарет умерла, и, поскольку не осталось ни одного прямого потомка Александера III, трон Шотландии лишился наследника.

Десять крупных вельмож, претендовавших по праву более или менее отдаленного родства с покойным королем на незанятый трон, собрали тогда вассалов и приготовились поддержать свое право силой оружия. Как видим, буря, предсказанная Томасом Рифмачом, назревала прямо на глазах, обещая надолго сделать небо мрачным и грозным.

Шотландское дворянство, стремясь предупредить беды, которые всегда приносят с собой гражданские войны, решило выбрать третейским судьей Эдуарда I и назначить королем того из десяти претендентов, кого тот выберет. Послы принесли весть об этом решении королю Англии; тот, понимая выгоду, какую может из него извлечь, сразу же согласился и с помощью тех же гонцов созвал духовенство и дворянство Шотландии 9 июня 1291 года в замок Норхем, расположенный на южном берегу Твида, в том месте, где река разделяет Англию и Шотландию.

В назначенный день претенденты явились на встречу; король Эдуард тоже прибыл в замок. Он прошел сквозь толпу собравшихся, возвышаясь над ней на целую голову (ведь он был такого высокого роста, что англичане называли его не иначе как Длинноногим), сел на трон и подал знак главному судье начать речь. Тогда тот встал и заявил шотландскому дворянству, что оно, прежде чем король Эдуард объявит свое решение, должно признать его права не только как владетельного сюзерена Нортумберленда, Кемберленда и Уэстморленда — это никогда не оспаривалось, — но и всего оставшегося королевства, что со времен отречения Ричарда перестало быть предметом спора. Это неожиданное заявление вызвало настоящее смятение: шотландские дворяне отказались дать на него ответ до тех пор, пока не договорятся друг с другом. Тогда Эдуард распустил собрание, дав претендентам три недели на размышления.