Суррей был вынужден трубить сигнал к наступлению, и авангард под командованием Крессингема (подобно всем священнослужителям того времени, он решительно пускал вход меч и копье) начал переправляться по мосту и развертываться на другом берегу.
Этого и ждал Уоллес. Едва увидев, что половина английской армии перешла на его берег, а мост позади нее забит войсками, он дал сигнал к атаке, лично ведя в наступление шотландцев. Все английские солдаты, перешедшие мост, были убиты или взяты в плен; все, кто находился на мосту, были смяты, сброшены в воду и утоплены. Суррей понял, что остатки его армии погибнут, если он не примет важного решения: он приказал поджечь мост, пожертвовав одной частью своих людей ради спасения другой, ведь если бы шотландцы переправились через реку, то они застигли бы своих врагов в таком смятении, что, вероятно, за день покончили бы со всей армией.
Крессингема отыскали среди мертвецов, но ненависть, которую он вызывал, оказалась столь велика, что шотландцы, нашедшие его труп, срезали с него кожу полосками, пуская их на ремни и подпруги для своих лошадей.
Суррей же, поскольку располагал еще значительными силами, отступил в глубь Англии и двигался очень быстро, так как не хотел, чтобы весть о поражении обгоняла его. В итоге он переправился через Твид, приведя обратно в Англию остатки армии. По мере отхода англичан население поголовно поднималось на борьбу, и не прошло двух месяцев, как все замки и крепости снова перешли во власть шотландцев.
Эдуард I узнал об этих событиях во Фландрии и тотчас вернулся в Англию. Творение его честолюбия рухнуло сразу. Эдуарду I пришлось потратить годы хитростей и переговоров, чтобы покорить Шотландию, а потерял он ее после одной битвы. Вот почему, ненадолго задержавшись в Лондоне, он принял из рук Суррея остатки его войск, сформировав из них ядро значительной армии, и сам отправился усмирять мятежников.
Тем временем Уоллес был назначен протектором; но дворяне, считавшие его способным на то, чтобы мечом освободить Шотландию, тогда как сами они еле-еле осмеливались защищать ее словом, решили, что он слишком низкого происхождения, чтобы управлять страной, и отказались его поддерживать. Уоллес воззвал к народу, и к нему примкнуло множество горцев. Хотя его армия была слабее армии Эдуарда по числу солдат, в оружии и воинской тактике, Уоллес, уверенный, что в создавшемся положении самое худшее — отступление, смело пошел навстречу королю и столкнулся с его армией под Фолкерком 22 апреля 1298 года.
Обе армии выглядели совершенно по-разному. Армия Эдуарда, набранная из всего дворянства и рыцарства королевства, двигалась вперед на великолепных конях, которых рыцари получали из великого герцогства Нормандского, а с флангов ее окружали грозные лучники — каждый из них нес в сумке дюжину стрел и бахвалился, будто у него на поясе болтается жизнь дюжины шотландцев. Армия же Уоллеса едва насчитывала пять сотен всадников и немного лучников из Эттрикского леса, находящихся под началом сэра Джона Стюарта из Бонхилла; остальную часть солдат составляли горцы, плохо защищенные от стрел кожаными латами; горцы шли тесно сомкнутым строем, и их прижатые друг к другу длинные пики казались движущимся лесом. Выйдя на место, где он решил дать сражение, Уоллес приказал остановиться и, обратившись к воинам, сказал:
— Вот мы и прибыли на бал; теперь покажите-ка, на что вы годитесь в танцах.
Эдуард тоже сделал остановку, но, поскольку позиции обеих армий были выгодными и никто из полководцев не решался первым пойти в атаку, английский король решил, что он покроет себя позором, ожидая нападения мятежников, и приказал трубить сигнал к сражению.