Графиня Солсбери

— Пойдемте, ваше величество, умоляю вас, — упрашивала Аликс. — Благодарность тех, кого спас ваш приход, отвлечет вас от мыслей, родившихся, вы сами в этом признались, всего несколько минут назад. Бог, вы видите это, сделал вас самым грозным из христианских королей. При вашем приближении враги бежали, а их вторжение в ваше королевство, вместо того чтобы принести им славу, обернулось для них позором. Прошу вас, ваше величество, отгоните от себя все серьезные заботы и спуститесь в зал, где вас ждут ваши рыцари.

— Я ошибся, графиня, — продолжал король, по-прежнему не отходя от окна и пожирая Аликс страстным взглядом, — я странным образом ошибся, сказав вам, что вид замка породил в моем сердце гнетущие мысли: мне следовало бы сказать, что, когда я увидел замок, эти мысли пробудились в моем сердце, ибо они лишь уснули, хотя я считал, что они совсем угасли. Это те же самые мысли, что уже поглощали меня четыре года назад, когда Робер Артуа вошел в зал Вестминстерского дворца, неся ту злосчастную цаплю, над которой каждый из нас дал обет. О, когда я принес обет прийти во Францию с войной, я даже не догадывался, что вы, да, вы, уже принесли свой. Вы, как и обещали, исполнили свой обет, а я свой не исполнил, и ведь дело не в той трудной войне, что мы ведем, а в том, что вы, графиня, связали себя вечными нерасторжимыми узами брака!

— Позвольте мне, государь, напомнить вам, что этот брак был заключен с вашего одобрения и согласия, и подтверждение тому, что вы по случаю нашего бракосочетания прибавили в качестве дара графство Солсбери к титулу графа, который уже носил мой муж.

— Да, да, я совершил эту глупость, — с улыбкой ответил Эдуард. — Тогда я не знал, чего меня лишает граф, и относился к нему как к другу и честному подданному, вместо того чтобы наказать его как предателя…

— Надеюсь, вы помните, — тихим голосом перебила его Аликс, — что этот предатель сейчас узник парижской тюрьмы Шатле и попал он туда, служа вам, ваше величество. Простите, что я смею напоминать об этом, но, мне кажется, вы об этом забыли, хотя я считала, что отсутствие графа окажется невосполнимой утратой и для вашего государственного совета, и для вашей армии.

— Почему, Аликс, вы твердите мне о государственном совете и армии? Что мне королевство? Что мне война? Я совсем несчастен, если, несмотря на все, что я вам сказал, вы еще считаете, что моя задумчивость порождена государственными делами. Нет, Аликс, все это для меня могло представлять какую-то важность еще вчера, ведь вчера я не встречался с вами, но сегодня…

Аликс на шаг отступила; король протянул к ней руку, но не посмел ее коснуться.

— Извольте мне ответить, о чем я могу думать сегодня, если не о вас, — продолжал Эдуард. — Разве я не увидел вас еще прекраснее, чем в тот день, когда расстался с вами? Мои мысли — только о той, кого я печально и безответно любил в течение четырех долгих лет, делая все, чтобы ее забыть! Но напрасно, где бы я ни был — во дворце, в шатре, в гуще схватки, — я мысленно находился в Англии, мое сердце уносилось к вам. О Аликс, Аликс, когда человек захвачен подобной любовью, он должен либо добиться взаимности, либо умереть.

— Помилуйте, ваше величество! — побледнев, воскликнула Аликс. — Вы — мой король, ваше величество, и мой гость, неужели вы намереваетесь злоупотребить двойной вашей властью и двойным вашим званием? Вы, ваше величество, не можете надеяться обольстить меня. И разве, скажите на милость, я могу вас любить? Как вы можете об этом думать, вы, столь могущественный государь, вы, столь благородный рыцарь! Неужели вам могла прийти мысль обесчестить человека, которого вы называете вашим другом, особенно если этот человек так доблестно служил вам, что из-за вашей ссоры с королем Франции сейчас оказался в плену в Париже? О ваше величество, вы, разумеется, горько раскаялись бы в подобном поступке, если бы имели несчастье его совершить; если бы когда-нибудь в моем сердце родилась мысль полюбить другого человека, а не графа, ах, государь, вам пришлось бы меня не только осудить, но и покарать, чтобы явить пример другим женщинам, дабы они были так же верны мужьям, как их мужья преданы своему королю!

С этими словами Аликс хотела уйти, но король бросился к ней и удержал за руку; в эту же секунду приподнялась дверная портьера и на пороге появился Уильям Монтегю.

— Ваше величество, — обратился он к Эдуарду, — поскольку там, где находится король, управитель или комендант замка приказывать не могут, ибо каждый город и каждая крепость принадлежат королю, то соблаговолите назвать пароль. Ведь с этого часа и до тех пор, пока вы будете оказывать нам милость и находиться здесь, вам придется отвечать за жизнь и честь всех тех, кто живет в замке.

Яростный гнев, словно молния, промелькнул и тотчас погас в глазах короля, лицо его приняло суровое выражение и взгляд устремился на портьеру, поднявшуюся так кстати, что Эдуард хотел спросить Уильяма, давно ли тот прячется за ней. Но вскоре все признаки недовольства рассеялись и сменились полным спокойствием.