Графские развалины

…Первый вальдшнеп появился, когда солнце только коснулось вершин деревьев. Летел вдоль поросшей мелколесьем просеки, тихонько посвистывая. Как говорят охотники: «цвикал » — призывал самку. Летел низко, медленно, Кравцов хорошо мог рассмотреть его.

И — залюбовался.

Кулик был красив — пестрое оперение казалось красным в лучах заходящего солнца, головка с очень длинным клювом поворачивалась вправо-влево: не откликнется ли подруга на негромкий призыв?

Кравцов не выстрелил: Даже не поднял ружьё. Вальдшнеп протянул дальше — вправо от Кравцова, туда, где шагах в тридцати стоял Пашка-Козырь. Там грохнул выстрел, за ним второй. Неудачные — судя по тому, как ругался Пашка.

— Ты что, уснул, Кравцов?! — кричал он сквозь кусты. — Почему без выстрела дичь пропускаешь?! Я ведь не жду оттуда, твой сектор!

— Прости! — крикнул в ответ Кравцов. — Больно уж красивый! Пусть живёт — на племя!

— Кончай гринписовские штучки! Я Наташке дичь обещал! Она на завтра шикарный ужин планирует!

На этом попреки прекратились — Козырь боялся распугать других вальдшнепов.

Кравцов внял дружеской критике — и занял позицию, всерьез готовый к стрельбе. Стоял он так, что от подлетающих слева птиц его прикрывало деревце, невысокое, но достаточно густое, — а летящие справа все равно будут напуганы выстрелами Паши…

Охота на тяге такова, что все время приходится смотреть вверх — порой вальдшнепы появляются неожиданно, без предупреждающего цвиканья. И предмет, видневшийся сквозь листву деревца-укрытия, Кравцов не увидел. Не взглянул в ту сторону почти до самого конца охоты.

Предмет, прикреплённый к коре на уровне его глаз, был невелик. И для леса казался совершенно чужим и инородным.

Именно чуждость и зацепила взгляд, когда Кравцов уже закончил стрельбу и перестал вглядываться в наливающееся темнотой небо. Краски дня погасли, но темнеющий на стволе нарост показался слишком правильной формы.

Протянув руку сквозь ветви, он вытащил воткнутый в ствол нож — небольшой, складной, с несколькими лезвиями. Хмыкнув, Кравцов сунул находку в карман. Всё равно нет шансов, что бывший владелец безделушки вспомнит, где её утратил. Осин на полигоне много…

5

Тяга оказалась не особенно обильная, но трёх вальдшнепов они всё-таки добыли — Паша двух, Кравцов одного.

На обратном пути — ехали уже в темноте, с включенными фарами — Козырь говорил, как тут всё переменится, когда он получит полигон в долгосрочную аренду: появятся фазаны, другая специально выращенная в питомниках дичь, — но с фазанов и прочих пернатых как-то незаметно свернул на излюбленную тему: скачку за лисицей богатых английских лордов.

Кравцов не выдержал:

— Извини, Паша, но у меня назрел нескромный вопрос: каким образом владелец нескольких предприятий по производству стройматериалов — то есть ты — завел знакомства в высшем британском свете?

Козырь чуть смутился.

— Идея не только моя. Был у меня знакомый… паренёк на редкость хваткий. В двадцать семь лет стал вице-директором здешнего филиала «Бритиш интерконсалтинг» — а это, я тебе скажу, должность … Хотя сам тоже из деревни, откуда-то с Севера. Вот у него завязки с англичанами имелись на самых разных уровнях…

— Был? Он что, умер от профессиональной бизнесменской болезни — от передозировки свинца, осложненной контрольным выстрелом?

— Да нет… Там что-то странное вышло. Родом он из старообрядческой семьи, хоть сам неверующий, и… Не знаю: может, гены взыграли, может, перетрудился и умом поехал… В общем, плюнул на карьеру, на всё остальное, — и уехал на Север. Живет полным отшельником в какой-то вымершей деревушке. Совсем один, лишь с женой и приемным ребенком. Подвёл он меня крепко, проект завис на несколько месяцев. Но сейчас дело пошло на лад. Вот-вот будут подписаны бумаги о передаче «Графской Славянки» англо-русскому СП. А то ведь сам знаешь наши власти — как собака на сене. Сами за шестьдесят лет не восстановили и другим не дают…

Кравцов молчал, задумавшись. Что-то в последних словах Козыря было не так. Что-то не стыковалось с ранее сказанными… Но что? Он не мог понять и злился — и на себя, и на Пашку, облагодетельствовавшего здешним курортом. И на все непонятности минувших нескольких дней.

Пашка не замечал его настроения и рассказывал о практикуемой среди коллег-бизнесменов охоте, от которой его с души воротит. Кравцов почти не слушал. И только когда Козырь свернул на новорусскую коллективную рыбалку, на которую как-то чёрт дернул его поехать (море спиртного, взвод блядей, из всех снастей — ящик динамита) — тогда Кравцов перебил:

— Подожди, Паша, потом опять забуду. Ты ведь мне так и не рассказал про Динамита. Как он погиб?

— Точно, ты ведь и не знаешь… Это через два года после твоего отъезда стряслось…

(В восемьдесят восьмом году Кравцов-отец получил повышение — был переведён в аппарат Минспецмонтажстроя. Последующие пять лет семья провела в Москве.)

— Там история долгая и мрачная, — сказал Козырь. — А мы уже подъезжаем… Завтра расскажу, не забуду. Только прошу — при Наташке ни слова. Её та трагедия тоже зацепила.

Через пару минут он высадил Кравцова у вагончика.