Грамматика цивилизаций

Но если мы говорим здесь о судьбе Соединенных Штатов, то акцент нужно делать не на международном аспекте событий, не на действиях Лафайета, не на далеких подвигах байи де Сюффрена, не на ловкости и реализме Бенджамина Франклина, но на самой независимости, на Декларации о независимости, провозглашенной 4 июля 1776 г., на Конституции 1787 г. В эти ключевые для ее истории годы молодая Америка обрела самосознание.

Когда мы говорим «молодая Америка», то имеем в виду определенную Америку, первую, которая обрела форму: географически она располагалась на обращенной к Атлантике части континента; экономически она была прежде всего аграрной страной; господствующее положение в ней занимал класс землевладельцев, класс, к которому принадлежали сами отцы основатели «американской демократии», портрет которых история сильно идеализировала, представив почти лубочные картинки.

Узнать, кем были на самом деле все эти деятели — от Джорджа Вашингтона до Томаса Джефферсона, которым хватило воли и уверенности в своих силах, чтобы создать лучшую Конституцию в мире, ни в коем случае не будет проявлением к ним неуважения, а, наоборот, будет только полезно. Уже давно было сказано: отцы основатели создали конституцию, основанную «на философии Гоббса и религии Кальвина». Но они также полагали, что «человек человеку волк», что его «телесный дух» противоположен духу Божьему. Генерал Нокс писал Вашингтону: «Американцы в конечном счете это люди, которым свойственны бурные страсти, присущие этому животному» (1787).

В Декларации было заявлено и о праве на возмущение, и о равенстве всех людей перед законом. Но главной идеей, которая беспокоила и обусловливала поступки этих собственников, этих деловых людей, этих законников, этих плантаторов, спекулянтов и финансистов, этих «аристократов», была идея о том, что необходимо защитить собственность, богатство, социальные привилегии. Уже при рождении Америки существовали богачи, которых их богатство, пусть даже умеренное, ставило во главе других. Достаточно послушать отцов основателей, собравшихся в Филадельфии, чтобы написать Конституцию, достаточно прочесть их письма, равно как и письма их соратников, чтобы уяснить себе течение их мысли. Так, молодой плантатор Чарльз Пинкней заявлял, что только тот, чье состояние превышает 100 тыс. долларов, может быть президентом республики; Гамильтон требовал, чтобы был положен конец «наглости демократии». Для всех них, как для дочери губернатора Пегги Хатчинсон, простонародье — это «грязная и неопрятная толпа», the dirty mob. Послушаем молодого губернатора Морриса: «Толпа начинает думать и размышлять. Бедные рептилии! Они мирно греются на солнце, но тут же способны укусить… Джентри (благородное общество — Примеч. пер.) начинает их опасаться». И Мэйсон соглашался: «Мы были слишком демократичными… Не нужно впадать в другую крайность». Трудно найти человека более приверженного святым принципам демократии, чем Джереми Белкнап, который тем не менее писал одному из своих друзей: «Будьте верны тому принципу, что правительство происходит от народа, но заставьте народ думать, что он не способен самостоятельно собой управлять».

Таков был дух времени. Предлагаемый порядок, который обозначили именем свободы и равенства, был порядком, укладом зарождающегося капитализма. Власть и ответственность принадлежат богатым. Всем другим сделали большую уступку: они будут защищены от произвола богатых законом, как, впрочем, и богатые будут защищены законом от бедных. Отныне американская конституция может считать себя революционной, новой, провозглашающей равенство, но только в той мере, в какой она уравновешивает животные импульсы человека, остающегося эгоистичным и жестоким.

Конституция 1787 г. — это механизм просчитанных противовесов. Нужно, «чтобы властные полномочия были так равномерно распределены между различными сословиями… чтобы ни одно из них не могло выйти за пределы предусмотренных для него законом рамок без того, чтобы другие сразу же не могли положить этому конец» (Джефферсон). Что касается общества, то никто и не собирался ликвидировать имеющиеся привилегии, прежде всего привилегию священной собственности, но зато всем гражданам была предоставлена возможность выбрать для себя путь приобретения привилегий, т. е. возможность заработать деньги. Что верно, так это то, что в огромной и тогда еще «новой» Америке этот путь представлялся довольно легким.

Ричард Хофштадтер иронически описывает этот идеал: «Отцы основатели верили, что разумно построенное государство позволит избежать столкновения интересов классов, различных социальных и политических групп путем создания гармоничной системы взаимной фрустрации».