Грамматика цивилизаций

Как это ни парадоксально покажется с первого взгляда, примером может служить Мекка с ее богатствами, которые ей приносит приток паломников. В этом городе все возможно, как по мановению волшебной палочки. В 1326 г. Ибн-Батута, самый известный из всех арабских путешественников, воспевал богатство этого города, «великолепный вкус» его «жирного мяса», чудесные фрукты, в том числе виноград, инжир, персики, финики, «подобных которым не встретишь во всем мире», несравненные дыни… Он заключал: «Все, чем торгуют в разных странах, собрано в этом городе». Изобилие сопровождается неизбежным голодом за пределами города. «Я умею сдерживать чувство голода в складках моего желудка, — писал арабский поэт, — подобно ловкой ткачихе, которая умеет удерживать тонкие натянутые нити в своих пальцах, хотя это и больно». Спутник Мухаммада Абу Хорейра так сказал о Пророке: «Он ушел из этого мира, так никогда и не наевшись ячменным хлебом…»

Последствия этого бросаются в глаза. Обычный итог — появление эксклюзивного, пасторального кочевничества, принимающего различные формы (о нем мы уже говорили, когда вспоминали Аравию). В целом то же можно mutatis mutandis[6] сказать обо всем пространстве пустынь, где ислам принужден существовать. Это вынужденные обстоятельства. Часто описание бедуина без всякой снисходительности к нему ограничивается представлением его как примитивного существа, несмотря на все его благородство. Исследователь ислама Жак Берг справедливо считает: «До чего же хорош бедуин, которого так часто обвиняли!» Он прав, это великолепный образец выживаемости. Но для ислама XVI в. это тот последователь, которого трудно обуздать, трудно направить к цели! Но все-таки последователь, все-таки орудие, без которого…

И тем не менее нищенское существование, с которым он должен мириться, затрудняют его «социальное продвижение», если говорить современным языком. Тем более что такое продвижение невозможно без обращения к оседлой жизни, которую он ненавидит и которую ныне все в больших масштабах налаживают во многих мусульманских странах. Османская империя с XVI в. начала предпринимать шаги в этом направлении как в своей азиатской, так и европейской частях. С этой целью она повсюду основывала колонии для кочевников. Кочевничество с его суровой замкнутой «культурой» говорит об очевидном детерминизме. Человек здесь является узником своего «ответа», если обратиться к терминологии Арнольда Тойнби.

•  Будучи малочисленной цивилизацией, ислам был вынужден в прошлом использовать всех, кто оказывался под руками. Свойственная ему хроническая нехватка людей являлась одной из форм недостатка находящихся в его распоряжении плодородных земель.

Парадоксально, но в наши дни в распоряжении ислама находится слишком много людей (мы это еще увидим): от 365 до 400 млн человек, т. е. седьмая или восьмая часть населения всей планеты. Это много, даже слишком много, учитывая имеющиеся природные ресурсы.

Во времена былого величия ислам насчитывал максимум от 30 до 50 млн человек (притом, что все население мира не превышало 300–500 млн). Это немного, и если в целом пропорция сохраняется, то надо учитывать что задачи ислама в прошлом были намного значительнее, хотя это сравнение и относительно, чем нынешние. До открытия Америки ислам был двигателем истории в гораздо большей степени, чем весь остальной Старый Свет (Европа, Азия, Африка).

Отсюда стоявшие перед ним в ту пору трудные задачи: государственное управление, торговля, ведение войн, военный контроль. Чтобы выполнить их ислам должен был принимать людей такими, какими они были, проявляя терпимость, которой никогда не знал Запад, где демографическая ситуация была лучше. Более того, он искал людей за пределами своих территорий с такой настойчивостью, что классический ислам может рассматриваться как образцовая рабовладельческая цивилизация.

Это постоянное насыщение новыми людьми долгое время мусульманскому миру позволяло реализовывать все свои планы. Соседние страны по очереди платили соответствующую дань. Эта дань — европейские христиане, захваченные на суше или на море самими мусульманами либо купленные ими по случаю (например славяне, которых продавали еврейские торговцы из Вердена в IX в.); чернокожие африканцы, абиссинцы, индусы, турки, славяне, жители Кавказа. В XVI в. крымские татары, захватывающие русских во время своих набегов, продавали их на невольничьих рынках Стамбула.