Грамматика цивилизаций

Аль-Кинди (нам известен лишь год его смерти — 823 г.) родился в Месопотамии, где его отец был губернатором одной из провинций (Куффах). Из-за своего места рождения он получил прозвище «философ арабов». Аль-Фараби родился в 870 г. и был по происхождению турком: он жил в Алеппо и умер в Дамаске, куда сопровождал своего покровителя Сейф-ад-Даула во время взятия этого города (950). Он получил прозвище Второй учитель после Аристотеля. Авиценна (Ибн Сина) родился неподалеку от Бухары в 980 г. и умер в Хамадане в 1037 г. Аль-Газали родился в Тусе в 1058 г., где и умер в 1111 г… К концу своей жизни он стал, можно сказать, анти-философом, страстным защитником традиционной религии. Что касается Аверроэса (Ибн Рущд), то он родился в Кордове в 1126 г. и умер в Марракеше 10 ноября 1198 г.

Топография и хронология показывают, что речь идет о движении мысли сквозь время и пространство взятого в целом мусульманского мира, тем более что вокруг каждого из этих мыслителей группировались другие философы, а также заинтересованные слушатели и читатели.

Приведенный выше список указывает также на то, что последний (последний не значит самый значительный) светоч мусульманской философской мысли находился в Испании и именно через него Запад познакомился с арабскими философами и самим Аристотелем.

Сквозь призму этой долговременной перспективы действительный и по сей день вопросом является тот, который ставил Луи Корде (он сам отвечает на него отрицательно): Существует ли мусульманская философия? Что означает одновременно: 1) Существует ли единая, от Аль-Кинди до Аверроэса, философия со свойственной ей преемственностью? 2) Объясняется ли эта философия самой сутью ислама? 3) Самостоятельна ли она? Как это часто бывает, здесь со всей необходимостью требуется конкретный и четкий — нормандский — ответ: да или нет.

Да, эта философия едина: связанная с греческой философии, с одной стороны, и с откровениями Корана — с другой, она наталкивается на эти преграды и беспрестанно откатывается назад, к своей отправной точке. Греции, учитывая интерес ислама к науке, она обязана своими очевидными рационалистическими тенденциями, хотя не только они в ней присутствуют. Все философы были прежде всего ученые, занимавшиеся проблемами астрономии, химии, математики и в особенности медицины. Именно благодаря медицине им удавалось привлечь внимание властителей и заработать себе на жизнь. Авиценна написал энциклопедию медицины (Канон врачебной науки). Аверроэс также написал свою энциклопедию медицинских знаний, и мусульманская медицина на долгое время стала в Европе последним словом в этой науке, вплоть до времени «мольеровских врачей».

Греческое влияние обеспечивает внутреннее единство мусульманской философии. «Автором этой книги, — писал Аверроэс в предисловии к своей Физике, — является Аристотель, сын Никомаха, самый мудрый из греков. Он создал и завершил логику, физику и метафизику. Когда я говорю, что он их создал, я имею в виду, что все написанные до него труды… не стоят труда, затраченного на их чтение. Никто из тех, кто следовал по его пути за последние 1500 лет, ничего не смог добавить к тому, что он написал, не сумел найти в его работах какой-либо ошибки». Будучи почитателями Аристотеля, арабские философы оказались вынуждены вести нескончаемый диалог с пророческими откровениями Корана и философскими объяснениями человека, свойственными грекам, причем и откровения, и объяснения постоянно требовали, к сожалению, уступок то вере, то разуму.

Вера, явленная в откровениях Мухаммада, передала людям божественное послание: так может ли одинокий мыслитель обнаружить истину мироздания и при помощи одного только разума судить о ценности догм? Перед этой дилеммой все упомянутые философы проявляют себя ловкими, может быть, даже излишне ловкими диалектиками. Авиценна, свидетельствует Максим Родинсон, «недаром был гением, он нашел выход». Вот решение, которое собственно ему не принадлежит: пророки открыли высшие истины «в виде мифов, сказок, символов, аллегорий, образных описаний». Здесь мы сталкиваемся с языком, доступным массам, предназначенным для того, чтобы человек обрел счастье. Но философ имеет право пойти дальше. Себе он оставляет большую свободу выбора даже тогда, когда противоречие представляется категорическим, неразрешимым.