Грамота самозванца

– Сказать по правде – не очень. Его величество что-то не очень хочет влезать в столь сомнительное предприятие. Ведь признание Дмитрия означает войну с Россией, а ее далеко не все хотят.

– К тому же наследник Иоанна Грозного, Рюрикович, будет иметь права и на корону Польши, – вскользь заметил нунций.

Иезуит хмуро кивнул:

– Вы, как всегда, проницательны, монсеньор.

– А это открывает большие возможности для интриги, о-очень большие, – не слушая Лавицкого, продолжал посланец. – Как там ваш виднейший интриган, пан Юрий Мнишек? Небось, уже начал обхаживать новоявленного русского государя?

Лавицкий дернул шеей – поистине, очень похоже на то, что папский легат имеет при дворе и других информаторов, кроме иезуитов. Больно уж четко представляет себе расстановку сил. С тем же Мнишеком, к примеру…

– Да, пан Мнишек поддерживает Дмитрия. А его красавица дочь без труда вскружила молодому человеку голову.

– Мнишек богат?

– Был. Но все промотал и даже должен королю деньги… которые его величество милостиво разрешил потратить на военную помощь самозванцу.

– Вот как? – Нунций прикусил губу. – Значит, все ж таки король поддержал его?

– Не совсем. Дмитрия поддерживают крупнейшие магнаты и Мнишек, а также множество всякого сброда, вроде приговоренного к казни разбойника Лисовского с его бандой и казаков.

– Вероятно, война с Московией может даже оказаться выгодной королю Сигизмунду, – усмехнулся нунций. – По крайней мере, будет куда сплавить весь этот ненадежный сброд – казаков, мелкую шляхту, разбойников. Ну а в случае победы… – Рангони вопросительно взглянул на Лавицкого.

– В случае победы Дмитрий обещал королю Смоленск и иные земли, а также войну со Швецией, гнусным врагом Польши и всей католической веры, – четко доложил иезуит. – Мнишеку и его семье обещаны большие деньги, а также Новгород и Псков.

– У старого авантюриста губа не дура! – искренне восхитился Рангони. – Надо же! Новгород и Псков. А королю Сигизмунду – Смоленск и наступление на Швецию! Думаю, на таких условиях король согласится оказать поддержку Дмитрию.

– По крайней мере, не будет мешать…

– Угу, как Понтий Пилат. – Папский посланец расхохотался.

– Вы меня восхищаете, монсеньор. Однако не все так просто. При дворе имеются влиятельные силы, настроенные против войны. К примеру – коронный гетман Ян Замойский, сравнивший сие смутное предприятие с игрой в кости – может и повезти, а может и нет. Как выразился гетман, «обычно не советуют ставить на кон дорогие и важные вещи».

– И все же король поддержит?

– Не будет мешать. И в случае успеха…

– Ясно…

Встав с кресла, нунций подошел к окну и некоторое время в задумчивости смотрел на небо. Потом вдруг резко обернулся:

– Так вы сказали – самозванец?

Лавицкий хохотнул:

– Ждал этого вопроса, монсеньор. Вот…

Он достал из-за пазухи кипу бумаг и протянул их Рангони:

– Здесь опросы свидетелей рождения и воспитания Дмитрия. Листы из церковных книг… Его нашли младенцем возле мертвой женщины…

– Значит, все же – самозванец…

– Это единственные документы, больше нет.

– Но – очень удобный самозванец… Удобный для магнатов, для шляхты, для короля… Почему б ему не стать удобным и для Святого престола, а, Лавицкий?

Иезуит хитро прищурился:

– Думаю, об этом и пойдет речь во время сегодняшней встречи, монсеньор?

Явившийся ближе к вечеру «царевич Димитрий» – пусть даже и самозванец – произвел на Рангони какое-то двойственное впечатление. С одной стороны, обаятельный молодой человек лет двадцати двух – двадцати пяти, аккуратно подстриженный, с тщательно выбритым подбородком, глубоко посаженными глазами и большой бородавкой у самого носа. Впрочем, бородавка отнюдь не портила общего впечатления, наоборот, добавляла шарма… А с другой стороны, Дмитрий, несомненно, был весьма хитроумен. Нунцию не очень-то понравились его слова, вроде бы самые благоприятные для Ватикана.

Крестить Русь по католическому обряду? Да пожалуйста, экая безделица! Вот стану царем, так сразу всех и покрещу. Костелов понастрою, монастырей – францисканцев, бенедиктинцев, цисцерианцев… Кажется, всех перечислил.

Хорошие вроде бы слова, приятные… Однако слишком уж легко произнесены. Сказал – словно бы отмахнулся – и тут же попросил денег.

Присутствовавший при встрече Лавицкий даже поперхнулся от такой наглости, но все добросовестно перевел – самозванец хорошо говорил по-польски и по-немецки, а вот ни латыни, ни итальянского не знал.

– Денег? – Рангони с улыбкой почесал затылок. – Хорошо, вы получите деньги. Но – только после благословления Папы. Если позволите, я напишу грамоту с ваших слов. Относительно утверждения в Московии католической веры. Думаю, дело не ограничится одними аббатствами и церквями, со временем в Русии можно будет открыть университет, и даже не один.

– Насчет университетов – очень хорошая идея, – неожиданно улыбнулся Дмитрий. – Русский народ от природы умен, но ему так не хватает просвещения!

– Вот. – Рангони тщательно присыпал песком чернила, чтобы скорей высохли, и, подув на грамоту, протянул ее самозванцу. – Прошу поставить подпись… ваше величество.