Грамши

Почему интеллигенция Италии в начале века проявляла известную холодность по отношению к социалистическим идеям? Тому есть веские причины. Вожди рабочего движения в те годы, люди вообще необыкновенно энергичные и деятельные, проявляли тем не менее слабость и вялость, беспомощность и бездействие на одном необычайно важном участке — на фронте идеологии.

Итальянские социалисты той эпохи приняли марксистское учение, но приняли его неглубоко, поверхностно. Они, если так можно выразиться, не выстрадалиего. Конечно, марксизм противопоставил себя предшествующим идеологическим течениям. Но марксизм никогда не отрекался от Гегеля, марксизм впитал метод Гегеля, сделал его своим. Однако в Италии гегельянство не имело особенного успеха и в конце концов было окончательно забыто и возродилось благодаря деятельности Бенедетто Кроче.

Поэтому туринские студенты в канун первой мировой войны вновь обратились к Гегелю, стали, как скромно признался Тольятти, «заигрывать с этой великой философией».

О Лабриоле здесь уже было говорено. Он, надо сказать, проделал путь от гегельянства к марксизму задолго до туринских любомудров. Но у него недоставало сил для непосредственной общественной и политической борьбы, да это было и не в его характере. Кабинетный теоретик, он был в какой-то мере предтечей, человеком, не проложившим, а только наметившим путь, но ведь и это уже немало. Пройти этот путь и создать эту школу мысли и действия должны были другие, юные, младое и незнакомое племя. К этому племени принадлежали Антонио Грамши и его друзья, но их главные деяния и свершения были еще впереди.

Так или иначе, но свято место пусто не бывает, и место марксизма в философии итальянских социалистов той эпохи занял уже упомянутый выше позитивизм, учение, имевшее в Италии немало приверженцев и интерпретаторов, некоторые из них (например, Ардиго) оставили известный след в истории философии и прочно вошли в университетские программы. Позитивизм отмежевывался от диалектического метода. Марксистская диалектика в тесных колодках позитивизма никак не умещалась, хотя тогдашние итальянские социалисты и предпринимали, попытки каким-то образом сочетать марксизм с позитивизмом. И вот шло в дело все, что попадалось под руку: экспериментальная психология, сочинения претендующих на научность криминалистов типа Ломброзо. Все это привлекалось для истолкования явлений политических и социальных.

Вот в этот период в кругах итальянской интеллигенции принято было считать, что марксизм и социализм в Италии кончились, свершили свой путь. Естественно, это было далеко не так. Ибо организации трудящихся по-прежнему шли вперед. Но что правда, то правда: организации эти были лишены твердого идеологического руководства.

Это была пора воскрешения идеологической гегелевской диалектики.

Единства среди сторонников возврата к идеализму не было, да и не могло быть. Они яростно полемизировали друг с другом, и подробности этой полемики сейчас малоинтересны. Но и помимо гегельянства в интеллектуальных течениях, притом самого запутанного и порой откровенно-снобистского толка, в ту пору решительно не ощущалось недостатка. Одним словом, это был спектр, целая радуга несомненно и недвусмысленно идеалистических течений, давших внезапно изобильный и пышный рост.

Пошли в ход эстетствующий индивидуализм, обожествление личности как таковой в пику общественному и социальному бытию, восхваление волевого начала, культ насилия ради насилия. Это был разрыв между интеллектуальными течениями и реальной жизнью народа. Именно этот разрыв Антонио Грамши считал характерным для итальянской истории, именно этот разрыв, по его мнению, следовало преодолеть.

Энрико Ферри, Филиппо Турати, Антонио Лабриола

В книжке одного старого русского автора, вышедшей в свет в Москве более полувека назад, запечатлен следующий любопытный разговор.

— Дома товарищ Ферри? — спрашивает оборванный пролетарий, позвонив у двери социалистического депутата.

— Достопочтенный Энрико Ферри дома, — отвечает вымуштрованная горничная.

Автор книги называет эту сценку «последним моментальным снимком, который успевает сделать мой аппарат с этого безмерно быстро эволюционизирующего человека».

Достопочтенный Энрико Ферри продолжал эволюционизировать, доэволюционизировал до фашизма (через ярый национализм), но, впрочем, он был фигурой хотя и чрезвычайно заметной (он даже долгое время руководил партией!), но все же, по сути, второстепенной.

Но ведь и люди куда более серьезные, люди неподкупной честности и покоряющей личной искренности — такие, как Филиппо Турати, — едва ли были настоящими социалистами.

И для этого были свои причины.

Так сложились условия в воссоединенной Италии, что лагерь социалистов сделался, пожалуй, единственным прибежищем людей, недовольных существующим порядком.