Читаем Грань полностью

Витек протяжно стонет, стонет, плачет, не в силах смотреть на это озеро, слышать эти звуки и чувствовать резковатый запах свежей крови, и вдруг он видит плывущего по поверхности озера чахлого, худого и несуразно длинного мужика. Что-то, что-то в его облике знакомо ему, что-то… Мужик широко загребает кровавую жидкость руками, торопится, и вот он уже у края островка. Он хватается руками за это гладкое полотно, вгрызается зубами, рычит, тарахтит… Да! да! в мужике есть нечто знакомое, ранее виданное Виктором Сергеевичем… Он пристальнее вглядывается в его почти лысую башку, едва-едва прикрытую жидкими седыми волосками… Еще миг он напрягает больную, умирающую от пьянства память…

Еще миг – он ощущает, что разгадка близка… Вот-вот она… И наконец-то, в мозгу Витюхи возникает ответ: перед ним его друган (как же его звали?)… Петруха… Стопудово, Петруха, умерший полгода назад, в больнице, от цирроза печени… Петруха торопливо разворачивает голову и являет бывшему другу свое истерзанное, исполосованное лицо, и Витек видит в нем знакомые черты: низкий лоб, густые, углообразные брови, толстоватый нос, облепленные язвами синие губы и почти лишенные цвета белесоватые зрачки глаз… Несомненно, это Петруха, умерший полгода назад от пьянки и давно уже закопанный в какой-то общей яме городскими властями.

– А…а…а..! – закричал Витька и замотал головой, осознав своим еще пульсирующим жизнью мозгом, что увидел какой-то другой мир, страшный, ужасный и смертельно пугающий.

И немедля где-то совсем рядом раздался глухой тарахтящий звук, будто холодильник все же решил выполнить свое намерение и, двинувшись из сенцов в кухню, уже наклонялся над своим хозяином, чтобы сожрать этого человека… Человека ли?

От крика или, может, оттого, что Витюха как одержимый замотал своей башкой, видение алого озера и мертвого другана превратились в незримое вещество, а точнее, мгновенно растаяли.

Глава шестая

И как только видение иссякло, Виктор Сергеевич вновь увидел перед собой довольную морду Шайтана, а маленько в стороне от него не менее довольную, с широко растянутыми губами, морду Луканьки. В руках у некошных теперь находились небольшие малярные кисти, их плотные волосяные щетинки были залиты кровью, как, впрочем, и деревянные ручки. Луканька и Шайтан макали кисточки в череп, поставленный на линолеум, подле правой ноги Витьки, и, вынимая их оттуда, наносили эту кровавую субстанцию на несчастное тело алкаша: на его волосы, штаны, свитер и даже на стоптанные, с наполовину оторванной подошвой, ботинки, явно получая от данного занятия удовольствие. Несколько обезумевший от пережитого Витюха поначалу молча наблюдал за этой работой, а немного погодя, видимо, включив остатки своей соображалки, решил прервать занятие некошных. Однако не тут-то было, потому как ни руки, ни ноги, ни даже приткнутая к фанерной перегородке спина и голова не двигались. Выходило так, что это кровавое месиво, нанесенное сверху на него, каким-то чудным образом обездвижило хозяина дома. Живыми, не лишенными движения оставались лишь рот, который мог широко открываться, закрываться и протяжно, то звонко, то глухо, то сипло, то хрипло кричать, да глаза, кои могли следить за занятием некошных.

Шайтан и Луканька, еще пару раз обмакнув кисти в черепок, домазали оставшиеся, не заполненные кровью части тела Виктора и, кинув кисточки внутрь черепа, принялись вытирать руки о задранный кверху подол своего одеяния, при этом очень внимательно разглядывая свою жертву, вроде как видя ее впервые. Вскоре они полностью оттерли руки от крови, опустили свои черные балахоны, и Луканька, обращаясь к собрату, спросил:

– И чего сначала – ногу или руку?

– Конечно, ногу, очень удобно она лежит, – кивая на вытянутые вдоль пола ноги, ответил Шайтан.

Затем он наклонился к черепу, осторожно взял его широко расставленными кончиками пальцев так, чтобы не испачкаться, потому как тот теперь и снаружи был обильно залит багровой субстанцией, и, сделав пару шагов, подошел к фанерной перегородке и поставил его на пол рядом с Витюхой.

И пока Шайтан там пристраивал свой необыкновенный череп, Луканька, прищурив глазки, ехидно глядел в осоловелые очи хозяина дома. И в этих прищуренно-ехидных глазенках багряного цвета рассмотрел несчастный, потерявший человеческий облик алкоголик, зло и тьму, сдобренные алой кровью, увидел он в этих очах вынесенный ему приговор – приговор-муку!

Луканька оскалил морду и тихо загоготал, вернее за-га-га-тал, точно гусак. Его приподнявшаяся вверх нижняя губа явила Витьку острые, длинные клыки, на которых пухли черные круглые слюни.

«Бежать… бежать…бежать!» – закричало что-то внутри хозяина дома – наверно, то, что еще сохранило мозги и какие-то остатки света.

– Нет, шлёнда плешивая, не удастся тебе убежать, – громко тарахтя, вмешался в мысли Витюхи холодильник, продолжающий стоять в сенцах, и демонстративно распахнув и запахнув дверцу, показал свои черно-синие пустые внутренности, гулко плюхнув ртом-щелью.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Женский хор
Женский хор

«Какое мне дело до женщин и их несчастий? Я создана для того, чтобы рассекать, извлекать, отрезать, зашивать. Чтобы лечить настоящие болезни, а не держать кого-то за руку» — с такой установкой прибывает в «женское» Отделение 77 интерн Джинн Этвуд. Она была лучшей студенткой на курсе и планировала занять должность хирурга в престижной больнице, но… Для начала ей придется пройти полугодовую стажировку в отделении Франца Кармы.Этот доктор руководствуется принципом «Врач — тот, кого пациент берет за руку», и высокомерие нового интерна его не слишком впечатляет. Они заключают договор: Джинн должна продержаться в «женском» отделении неделю. Неделю она будет следовать за ним как тень, чтобы научиться слушать и уважать своих пациентов. А на восьмой день примет решение — продолжать стажировку или переводиться в другую больницу.

Мартин Винклер

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза