Чем ближе подплывала «казанка» к костру, тем тише и несуетней там становилось. Голоса смолкли, тени перестали шарахаться, даже пламя костров утихомирилось и ровно потянулось вверх. Лодку, которая только что причалила, Степан узнал сразу – бородулинская. А вот и сам хозяин, да не один, с Петром. В ногах у них стоял ящик вина, «огнетушители» ядовито отсвечивали зелеными стеклами. Заметил Степан, как Бородулин дернул племянника за рукав, и они оба отошли подальше от костров – в потемки. «Не спрячешься – вижу», – усмехнулся Степан, догадываясь, что Бородулин с Петром примчались скупать у мужиков рыбу, наверное, уже договорились, иначе ящик с вином не стоял бы здесь. Вот так. Ну да ладно. Повыше на берег поддернул лодку, чтобы ее не унесло течением, и упруго пошагал к костру.
– Здорово, мужики! Как рыбка ловится? – Собственным голосом Степан остался доволен – громкий, уверенный.
В ответ – молчание. В отблесках пламени хорошо видны лица – мужики крепко хлебнули для сугрева. Лучше бы не дразнить их и не лезть сейчас – одной искры хватит, чтобы вспыхнули. Но коль уж назвался груздем… И Степан еще громче, уверенней подал голос:
– Рыбка, говорю, как ловится? Хоть бы ухой накормили.
Мужики глухо молчали.
Степан остановился, не доходя до костра несколько шагов. Широко расставил ноги в броднях и сунул руки в карманы. Мужиков это озадачило. И ожидалось: брякнет сейчас кто-нибудь соленую шутку, сморозит глупость, напряжение ослабнет, и можно будет подойти к костру совсем близко, удобно сесть на коряге и приготовиться к длинному, обстоятельному разговору.
– Щас, – хрипло отозвался Гриня Важенин и сунулся к куче сушняка. – Щас накормим.
Кривой, толстый дрын рассек пламя костра, и хорошо, что Степан успел увернуться – иначе бы ноги перешибло.
– Ты, придурок, а ну сядь!
А вот этого делать не следовало. Не надо было орать на Гриню, который сразу осмелел, чуя поддержку мужиков.
– Придурки мы, да? С придурков штрафы давишь, да? А чо ты с умных берешь, а?
Гриня орал и выдергивал из сушняка новый дрын.
– Уймите вы его! Поговорить надо.
Мужики не шевельнулись.
Гриня поднял над головой дрын и двинулся к Степану, обходя костер, странно припадая сразу на обе ноги. Несколько человек двинулись за ним. Краем глаза Степан успел заметить – Бородулин, а с ним и Петро, исчезли. Не было их на прежнем месте. Гриня с оскаленными зубами, словно собирался кусаться, подходил ближе. Оскал этот, по-пьяному дикий, не оставлял никаких сомнений – ударит. Степан попятился. Гриня, а следом за ним и мужики прибавили шагу. Гриня дернулся, махнул дрыном, Степан, оберегаясь, кинулся в сторону, запнулся и во весь рост растянулся на песке. У костра захохотали. Дрын, оказывается, Гриня не бросил. Только пужнул. Лучше бы уж ударил. Степан вскочил на ноги. И тут – вот же поганая душа! – Гриня запустил дрын. От резкой боли под коленом Степан присел и не мог выпрямиться – ногу как отсушило.
– Да вы что, скоты! Я ж поговорить!
Короткая увесистая палка – кто-то от костра бросил ее – ударила по лицу и рассекла лоб.
Сейчас безнаказанность захлестнет мужиков и отшибет им последний разум. Степан вскочил и, припадая на отшибленную ногу, бросился к лодке. Вслед ему хохотали, кидали палки. Смех, бьющий в уши, палки, пролетающие с упругим фурканьем мимо, дикая боль под коленом и теплая кровь, стекающая по лицу, – вот что получил он вместо разговора по душам. Гриня, алкаш, пропивший все на свете, пропивший даже память о своей дочке, Гриня, от которого осталась одна оболочка, и тот смеется над ним. Не-е-ет, что угодно, а смеяться над собой он не позволит. Степан уже ничего не слышал, видел только костер, приседающего и хлопающего себя по ляжкам Гриню, хохочущих мужиков и не видел лишь Бородулина. Стоит где-нибудь в кустах, наблюдает. Смотри, сволочь, запоминай, чтобы и тебе неповадно было.
Перевалился через борт лодки, выдернул из рюкзака брезентовую кобуру, и тяжелая ракетница матово сверкнула толстым стволом. Ствол беззвучно открылся, глянул круглым и тусклым глазом пустого канала. Степан с размаху запечатал этот глаз патроном. Злорадно усмехаясь, двумя руками ухватывая ракетницу, он медленно повернулся к костру.
Ствол дернуло, глухо ударил выстрел, и зеленая ракета, царапнув песок рядом с Гриней, закувыркалась, обдавая все вокруг болотно-режущим светом. Гриня ужаленно подпрыгнул, взвизгнул тонким голосом и упал на четвереньки. Мужики шарахнулись. Их шатающиеся тени лихорадочно заскользили по озаренному песку.
Руки знали свое дело и действовали быстрее, чем соображала голова. Стреляную гильзу – в лодку, новый патрон – в ствол, и вторая зеленая ракета врезалась в песок у самого костра, сыпанула искрами, искры эти раскидали мужиков в разные стороны.
– Гад, по людям! Стой-ой!
– Степа-а-ан!
– Кончай!
Истошные дурные голоса захлебывались от страха. Но Степан их не слышал, ослепленный кувыркающимся светом ракеты.