Грань

Звук каблуков гулко отдавался по коридору. В этот час в ПНД им. Курчатова было тихо и малолюдно, как, впрочем, и всегда, за исключением часов посещения, которые уже давно закончились. Каблуки смолкли, потому что немолодая, но красивая и ухоженная женщина с образцовой осанкой и в лаконичном сером плаще остановилась возле окошка приемной.

— Здравствуйте, — обратилась она к женщине в белом халате за стойкой, — Мария Линдгаард.

— Часы посещения закончились, — не здороваясь и не отрывая головы от сканворда, ответила женщина.

— Я к сыну. Есть договоренность с вашим главным врачом, — спокойно и негромко сказала Мария.

— Юрия Викторовича сейчас нет, а часы посещения закончились, — ответила женщина с легко уловимым раздражением, оторвавшись от своего сканворда и выпучив глаза, поглядела на Марию.

— Это не проблема. Я могу ему позвонить, — Мария открыла сумочку и достала оттуда сотовый.

Женщина в халате, увидев, что длинные пальцы действительно вот-вот наберут какой-то номер, быстро проговорила:

— Хорошо, проходите, думаю, знаете куда.

— Да, знаю. Кто сегодня дежурит?

— Рукосуев Антон Николаевич.

— Спасибо, — сказала Мария, и каблуки вновь застучали, эхом разносясь по пустым коридорам.

Поднявшись по лестнице на третий этаж, женщина свернула направо, открыла большие двустворчатые двери. Двери эти были старые, из дерева, и окрашены простой белой краской, которая уже облупилась во многих местах. Пройдя в них, Мария оказалась в длинном коридоре. Из окон по правую сторону лился яркий предзакатный оранжевый свет. Каменные плитки пола блестели и бликовали в его лучах. Свет расходился из окон конусами. И было видно, как в тех конусах медленно кружится пыль. Мария выдохнула, немного постояла, а затем уверенно с той же идеально ровной осанкой двинулась прямо по коридору. Каблуки снова мерно застучали по полу. Чуть вдалеке слева открылась белая дверь, и оттуда вышел невысокий рыжеватый мужчина средних лет в белом халате и белой же шапочке. Мужчина узнал приближающуюся фигуру и кивнул. Мария подошла к доктору и с легким кивком головы сказала:

— Здравствуйте, Антон Николаевич.

— Добрый день, Мария Эдуардовна, как вы?

— Ничего. Спасибо. Я пришла к Эрику. Как он? Можно его увидеть?

Доктор Рукосуев вздохнул и отвел глаза, поглядев куда-то за окно.

— Боюсь, Мария Эдуардовна, и в этот раз я не смогу вас порадовать хорошими новостями. Пройти к Эрику, конечно, можно, но ничего нового вы там не увидите.

— Ничего страшного, Антон Николаевич. Я просто хотела бы увидеть сына.

— Конечно, конечно! Я понимаю, пойдемте.

И они пошли дальше по коридору. В самом его конце возле стены Рукосуев открыл дверь и жестом пригласил Марию войти.

Женщина снова оказалась в до боли знакомых покоях одиночной палаты. Прямо напротив двери было окно с наполовину задвинутыми темными шторами. В углу слева находился небольшой белый столик с вазочкой и букетом цветов в ней. У противоположной стены стояла кровать и многочисленное оборудование вокруг нее. На кровати лежал укрытый до груди белоснежной простыней красивый молодой человек. Глаза его были закрыты, а грудь мерно вздымалась вверх и вниз в такт дыханию. Рядом на мониторе можно было увидеть, как по черному экрану, ритмично рисуя пики и провалы, бежит зеленая линия, отображая сердцебиение пациента. На голове у лежащего был надет мягкий шлем, сплетенный из многих нитей и датчиков.

— Он так же стабилен. Мы точно так же очень пристально за ним наблюдаем. Однако в сознание он так ни разу и не приходил. Но вы сами понимаете, что, как только это случится, вы будете первая, кто об этом узнает.

— Конечно, Антон Николаевич, я понимаю. Спасибо, — тихо сказала Мария, глядя на сына. И доктор заметил, как ее холодные и грустные зеленые глаза потеплели. А еще в них в очередной раз умерла крохотная, едва видимая надежда.

— Хорошо, что вы пришли сегодня, Мария Эдуардовна, потому как у меня все же есть какие-никакие новости касаемо вашего сына. Сегодня, когда я утром просматривал его ночную энцефалограмму, я отметил ранее небывалую мозговую активность. Такую, которая бывает у абсолютно здорового, а что самое интересное, у бодрствующего человека. Это ключевой момент. И в то же время самый непонятный. Эрик, конечно, и до этого приносил нам много сюрпризов и, можно сказать, сенсаций, но сегодня было что-то кардинально новое.

Мария криво усмехнулась.

— Но тем не менее он до сих пор без сознания вот уже почти как год.

— Да, но после сегодняшних данных есть надежда. Точнее… Не буду вас обманывать или обнадеживать, но это хоть какое-то изменение. Сдвиг с мертвой точки, если хотите.

— Но ведь у него и до этого были всплески мозговой активности, которые вы всякий раз отмечали как «невиданные» и «небывалые».

— Да! Но никогда не было таких, как у человека бодрствующего! Для науки это… — доктор осекся. — Извините. Я понимаю, что вам сейчас вообще не до науки.

— Ничего-ничего! Продолжайте.