– А чего ты от меня добивался? – возразил я, не отвлекаясь от работы. – Вы с Макферсоном втянули меня в это гнусное дело и натравили на нас Кавалькаду! Все, что мы хотели, это выйти из вашей игры и оправдаться в глазах Владычицы! Но теперь, как видишь, падать ей в ноги и каяться уже поздно. Так что хочешь не хочешь, а придется нам отныне бегать по Атлантике вместе. Жаль, совсем недолго, поэтому вряд ли мы с тобой успеем подружиться. Единственное, что могу пообещать: ты можешь больше не опасаться поворачиваться к нам спиной. С тобой у нас есть хотя бы мизерный шанс отбиться от кабальеро, а без тебя мы были бы уже трупами… И вообще, занялся бы ты лучше своей раной. А то какой с тебя, обескровленного, будет толк?
Заметив, что страсти в рубке улеглись, Долорес отошла от «Сморкача» и тоже поднялась на мостик. Убби было и ей что сказать, но он решил промолчать и демонстративно отвернулся, хотя Малабонита продолжала буравить его взором, исполненным неприкрытой ненависти. Гуго, не покидая моторного отсека, так и следил за тем, что творится на палубе, но тревоги в его глазах поубавилось.
Пару минут все мы пребывали в гнетущем молчании, слушая, как трещат под колесами камни и стучат позади копыта не отстающей от нас Кавалькады. За это время я успел изучить карту и был повергнут в замешательство. Преграда, обнаруженная мной в сорока с лишним километрах впереди, вынуждала меня срочно искать объездной путь. Но с другой стороны, во мне вдруг ни с того ни с сего забрезжила надежда. Слабенькая, словно прохладный ветерок в полуденное пекло, который не дарует облегчение, а лишь дразнит. И все же я не стал отмахиваться от этой мысли как от откровенно самоубийственной, поскольку до темноты я вряд ли изобрету иной, менее рисковый способ отделаться от погони.
– Твоя женщина умеет врачевать, шкипер? – осведомился Сандаварг, кивнув в сторону озлобленной Малабониты.
– В Аркис-Сантьяго, откуда она родом, все женщины с малолетства обучаются искусству врачевания. Долорес – не исключение, – ответил я, не отрываясь от размышлений, нужно ли идти на поводу осенившей меня идеи или продолжать следовать прежним курсом.
– Уж не хочешь ли ты, чтобы я заштопала тебе задницу? – возмутилась гордая дочь алькальда Сесара. В отличие от погруженного в раздумья меня, она быстро уловила смысл вопроса северянина.
– Я бы мог подлатать себя и сам, но при такой качке это очень неудобно, – как ни в чем не бывало пожал плечами Убби. – Однако если моя просьба кажется твоему мужу оскорбительной, я готов заключить с ним сделку: ты помогаешь мне, а я в ответ забываю о том, какой ценой вы хотели купить себе милость дона Балтазара. По рукам?
И выжидающе уставился на меня.
– А по чьей вообще милости мы пытались выпросить у него эту милость? – презрительно парировала Малабонита и тоже повернулась ко мне, ожидая, что меня до глубины души возмутят условия такого джентльменского соглашения.
Но я рассудил иначе. Вряд ли от Сандаварга последует второе предложение о перемирии, и потому нужно соглашаться на это. Тем более если взглянуть на вещи трезво, а не через призму взаимных обид, северянин не требовал от Долорес чего-то для нее невозможного или постыдного.
– Сделай, как он хочет, Моя Радость, – попросил, а не приказал я, хоть и осознавал, что она мне это все равно припомнит. – В конце концов, мы ведь сами впустили на борт гвардейцев, от которых пострадал Убби и от которых он затем нас спас. Так неужели мы откажем ему после этого в медицинской помощи?
– Ага, вот, значит, как ты теперь себе это представляешь! – насупившись и сверкнув очами, фыркнула Малабонита, но затем чуть отходчивее добавила: – А, ладно, пес с ним! Что я, в самом деле, голых мужских задниц не видела? Или бычьи шкуры не сшивала? Давай, грубиян, топай на палубу, ложись и спускай штаны. Заделаем твою прореху, так тому и быть. Может, после этого ты хоть немного к нам подобреешь…
Спустя час все оставалось по-прежнему. Кавалькада упорно двигалась за нами, больше не пытаясь атаковать «Гольфстрим» и явно собираясь взять нас на измор. Наверное, дон Риего-и-Ордас уже пожалел, что не поступил так сразу, когда мы пустились от него наутек, и в горячке отправил на смерть несколько своих бойцов. И теперь наученный горьким опытом команданте дожидался темноты, которая рано или поздно вынудит меня допустить ошибку и остановиться.
Я остерегался делать какие-либо прогнозы, поскольку на хорошие практически не наделся, а забивать голову плохими не было ни малейшего желания. Я просто гнал бронекат к обширному участку, являющему собой классическое белое пятно, которых полным-полно на картах отрогов Срединного хребта. Вскорости мне предстояло совершить очередное безумство, сравнимое по дерзости с теми, какими я уже сегодня отличился. И какое, можете быть уверенными, до меня еще не совершал ни один из перевозчиков Атлантики.