Грань бездны

Вакту было невдомек, что сейчас моей приоритетной целью был не он, а опора моста, которую я упорно подкапывал и подпиливал. Рухнувшая на нее после отрыва цепей платформа наделала в ней множество трещин. Наша щетка выдирала из опоры целые куски, но пес был не в состоянии догадаться, что именно за булыжники бьют его по морде.

Вакт понял, что вот-вот произойдет, когда мост под ним содрогнулся и накренился в нашу сторону. Не желая скатиться под сепиллу, страж развернулся и рванул обратно в город. Но стоило лишь платформе покачнуться, как остановить ее падение было уже нельзя. Подточенная мной опора окончательно развалилась, и соскользнувший с нее мост, оторвав шарниры, ухнул в ров вместе с чудовищем, так и не успевшим достичь спасительной арки.

Дно рва было сплошь усеяно похожими на китовые скелеты остовами кораблей Брошенного мира. Грохнувшись на торчащие вверх шпангоуты, вакт нанизался на них тем же боком, который был пробит нашими гарпунами. Причем нанизался так основательно, что мог лишь сучить в воздухе лапами, мотать головой да размахивать хвостом. Судя по яростной агонии пса и жидкому иногазу, что стекал по шпангоутам из его пробитого желудка-легкого, твари предстояло в скором времени издохнуть. Что ж, да будет так! По крайней мере, глубина рва и иностальной бок Великой Чаши не позволят большей части метафламма прорваться в город. А тот, который прорвется, не станет для него слишком большой катастрофой – Аркис-Грандбоул повидал на своем веку и не такие разрушительные «би-джи»…

А, впрочем, пора бы мне уже перестать терзаться подобными мыслями. Отныне мы – одни из самых опасных преступников Атлантики, и мы слишком завязли в этом дерьме, чтобы беспокоиться, как выйти из него чистенькими.

Это не сказка о борьбе Добра и Зла. Это самый что ни на есть реальный мир, где даже лежа на смертном одре и то не разберешься, на чьей стороне ты всю жизнь воевал. В сказках все просто и понятно: одна справедливость, одни герои, одни негодяи. У нас же порой и глазом моргнуть не успеешь, как тебя – добропорядочного человека – могут объявить злодеем. Причем зачастую, что характерно, имея на то все основания. И пример Еремея Проныры Третьего в этом плане более чем показателен.

Минувшей ночью мы натворили в священном городе немало бед. И их станет еще больше, если гвардейцы и жандармы прикончат недобитых нами вактов и, сами того не желая, устроят в Аркис-Грандбоуле метафламмовый шторм. Но обвинят в нем не команданте, а нас – это уж наверняка. Что тоже будет достаточно справедливо, ведь мы принимали в этой вакханалии самое непосредственное участие.

Было слишком поздно спасать тех, кого увлек за собой летящий в тартарары мой привычный мир. И что теперь? Да, в общем-то, ничего! Остановить череду порождаемых нашими подвигами трагедий я мог лишь одним способом – сунув голову в петлю. После этого, бесспорно, натерпевшееся от меня страданий человечество сразу вздохнет с облегчением.

Однако сейчас, когда я вновь стоял за штурвалом «Гольфстрима», мысль о самоубийстве мне и в голову не приходила. Возможно, вчерашний Проныра-бродяга еще был на такое способен. Но только не сегодняшний Проныра-шкипер. Я возвращался в Атлантику таким, каким выехал в это утро из ворот Аркис-Грандбоула: избитым, усталым, озлобленным и имеющим за душой десятки загубленных жизней, чей счет был явно еще не окончен. И тем не менее я ощущал себя счастливым. Я все еще бороздил хамаду и был по-прежнему окружен людьми, которым мог доверять. И с которыми нам предстояло в скором времени завершить одно крайне важное дело.

– Счастливо оставаться! – обернувшись, прокричал я столпившимся под аркой и провожающим нас глазами гвардейцам. – Не поминайте лихом, compaceros! Надеюсь, больше не свидимся, потому что хуже от этого будет только вам!

Вряд ли, конечно, они меня расслышали. Да и от новой встречи с ними мы тоже были не застрахованы. Но пока все, что мог предпринять против нас дон Риего-и-Ордас, это идти по нашим следам и выяснить, куда мы направляемся. Ну а выяснив, поскрипеть зубами от бессильной злобы, проклясть нас на веки вечные и отправляться восвояси на Юг вместе со своей армией.

А что еще он станет делать, когда Кавалькада подступит к Гексатурму? Не брать же его штурмом, в конце концов? Нет, подобно мне, команданте тоже не являлся самоубийцей – уж в чем, в чем, но в этом мы с ним были и оставались единомышленниками…

Часть четвертая Конец «Бесконечности»

Глава 19

Множество слухов гуляет по Атлантике о том, какие тайны хранятся за неприступными стенами крепости Гексатурм.