Грань бездны

Дабы табуиты не подумали о творчестве Сенатора дурного, я поспешил объяснить им, чем вызвана эта переделка «Гольфстрима» в «Мицар». И довел до них наш хитрый стратегический замысел. После чего, однако, не сорвал аплодисменты, как ожидал. Более того – наткнулся на стену такого глухого непонимания, что ее, наверное, не сокрушили бы даже дальнобои южан.

«Вы ошибаетесь, думая, что полчища захватчиков ворвутся в Гексатурм! Да, крепость сильно пострадала, но она ни за что не падет! По крайней мере до тех пор, пока каждый из нас готов без раздумий отдать за нее свою жизнь!» – так можно вкратце передать смысл героической тирады Левчева, горячо поддержанной остальными селадорами, включая, разумеется, Дарио. Судя по их исполненным решимости взглядам, они действительно в это верили. Верили истово, наотрез не желая признать очевидное: их «неприступная» цитадель разваливалась буквально на глазах, а враг продолжал ей в этом всячески способствовать.

В данную минуту передо мной стояли уже не те табуиты, каких я знал еще нынешним утром, а натуральные фанатики. Они признавали лишь одну стратегию: ринуться без оглядки в бой и с честью погибнуть во имя их общего священного дела. И, как любых впавших в раж фанатиков, призвать селадоров к здравомыслию, образумив их аргументами, являлось теперь невозможно.

Впрочем, я и Убби не растерялись. После нашего утреннего спора с монахами мы получили представление, чего от них можно ожидать. И знали, что делать, если наши ожидания все-таки оправдаются.

– Мы отказываемся поддерживать ваш план! – подытожил Левчев свое темпераментное выступление. – Для нас он – кощунство! Вы требуете, чтобы мы признали свое поражение в самый разгар битвы! Этому не бывать! Но мы уважаем и ваш выбор и не вправе осуждать вас за такое недопустимое для нас предложение. Мы просто говорим: с этой минуты нам с вами не по пути! Откройте выход! Мы идем на помощь нашим братьям с открытым забралом и под нашим, а не вражеским гербом!

– Хорошо. Как скажете. Ваше право, – не стал я пререкаться и, подойдя к рычагу подъемника, опустил для селадоров трап.

– Не так быстро, парень! – пророкотал Сандаварг, хватая за шиворот Тамбурини-младшего, устремившегося к выходу вслед за братьями по оружию. – Уходят только они! Ты остаешься!

– Что?! – не понял Дарио, оторопев и от неожиданности, и от бесцеремонности, с какой северянин его остановил. – В чем дело?! Да как вы смеете?! Вы хоть знаете, что с вами будет, если я!..

– Да наплевать! – Убби не волновало, как он ответит за свою грубость перед орденом. Не волновало настолько, что крепыш-коротыш зашел еще дальше: взял и «гуманным» ударом – основанием кулака – двинул парню по макушке и оглушил его. Затем, чтобы его протесты не отвлекали Сандаварга от выяснения отношений с прочими табуитами, которым его поступок, само собой, пришелся не по нраву.

– Даже не вздумайте! – предостерег их северянин, набычившись и стиснув кулаки. Он стоял над телом лишившегося сознания Дарио и сверлил лютым взором схватившихся за рукояти мечей монахов. Они рванулись было на выручку сыну главы ордена, но рык Убби осадил их, будто удар плети. Сам он за оружие не хватался – очевидно, чуял, что до драки дело все-таки не дойдет. Но селадоры видели, что брат Ярнклот лежит в трех шагах от Сандаварга, и не сомневались, что, если потребуется, наемник не колеблясь пустит оружие в ход.

– Ну чего встали? Раз решили идти, значит, проваливайте отсюда! – поторопил Убби замешкавшихся табуитов. – Но одни, без парня! Ему с вами тоже не по пути! Мы поклялись его отцу присмотреть за ним и не намерены отступать от своей клятвы! Мое слово, загрызи вас пес!

Левчев перевел взгляд с северянина на оглушенного Дарио, шумно вздохнул, молча покивал головой и оставил в покое меч. Потом снова посмотрел на Сандаварга и ответил:

– Что ж, согласен: да будет так. Возможно, это даже правильно. Я и сам думал, не лучше ли оставить Дарио с вами, ведь для ордена его жизнь куда ценнее, чем пять наших жизней, вместе взятых… – И обратился ко все еще готовым выхватить оружие селадорам: – Господин Убби говорит справедливо. Нам и правда не стоит брать с собой этого парня. Час его битвы еще не пробил. Ему предстоит умереть не здесь и не сегодня… Идемте, братья. Настало наше время показать южанам, чего мы стоим и какую жестокую ошибку они допустили, явившись в наши края!

И, развернувшись, сбежал не оглядываясь вниз по сходням. Четверо товарищей Левчева, не сказав ни слова, направились за ним. Я дождался, когда последний из них сойдет на землю, переключил лебедку на реверс и, мысленно пожелав храбрецам удачи, поднял трап.

Больше мы с ними никогда не встречались и могли лишь догадываться, какой смертью храбрых они пали. Видевшая их последней, Долорес сказала, что прежде чем монахи скрылись за завесой пыли, они повернули в сторону ближайшей исполинской катапульты – наверное, решили попытаться вывести ее из строя. Но поскольку этот дальнобой продолжал швырять глыбы до последнего, надо полагать, мое мысленное напутствие табуитам оказалось напрасным…