Грань бездны

Я припал к смотровой щели и сосредоточился на противнике. Это было одновременно и легко, и трудно. Легко, поскольку он все время маячил у меня перед глазами, а трудно, потому что при этом я не мог не думать о Малабоните. Вполне естественные мысли, но при охоте на ее убийцу они сильно мешали и сбивали с толку. Зато гудение пращи, наоборот, действовало на меня отрезвляюще. Я слушал ее пение, глядел на того, кому оно предназначалось, и трепетал в предвкушении последнего аккорда, который должен был определить финал этой заунывной трагической арии…

Ханбир не собирается ждать, когда мы подберемся к нему на расстояние прицельного выстрела, – боится, что, сделав его, мы сразу уйдем в глухую оборону и расстроим его замысел. Покаянец лишь позволяет нам отдалиться от нужной ему скалы на пару десятков шагов и решает, что пора действовать. Резко, с хлопком расправив крылья, он прыгает в ветряной поток, что домчит его до цели, не успеем мы и глазом моргнуть.

– Летит! – ору я в тот момент, когда Прыгающий Камень бросается со скалы. После чего сам тут же бросаюсь на землю вместе со щитом. Так, как и было уговорено. Я выполнил свою часть плана и схожу со сцены, дабы не вертеться под рукой у Сандаварга.

Заслышав мой окрик, северянин моментально разворачивается назад, лицом к скале, от которой мы удалились. Праща в его руке не останавливается ни на миг. Прочертив ею в воздухе сложный зигзаг, Убби быстро меняет ей плоскость вращения, которое теперь направлено в противоположную сторону. Возможно, для опытного пращника такой маневр в порядке вещей, но мне он кажется не менее виртуозным, чем выкрутасы Сандаварга с кистенем.

Убби наводит пращу на новую цель и стреляет, когда ее – цели – еще нет на месте. Но она там вот-вот будет. Пролетев у нас над головами неуловимой тенью, Ханбир лихо приземляется на узкую скальную вершину, а затем, не тратя время на складывание крыльев, высвобождает руки, выхватывает сюрикены и метает их в нас. В исполнении вингорца все это выглядит как единое, непрерывное движение. Столь же быстрое и сложное, как и то, что в этот миг изобразил у подножия скалы наемник.

Битва двух мастеров смертельного ремесла достигла своей кульминации. И теперь даже они сами не ведали, что произойдет в следующую секунду.

Сандаварг не был до конца уверен в своей меткости, поэтому, не мудрствуя лукаво, зарядил орудие не одним булыжником, а дюжиной мелких, уложив их в расширение ремня поплотнее друг к другу, чтобы они не разлетелись при вращении. Камни вырвались из пращи, едва вингорец ступил на скалу, и понеслись к нему неудержимым роем. Который с каждым мгновением разлетался все шире и шире.

Метнувшему в нас сюрикены Ханбиру было уже не суждено увидеть, как они попадут в цель. Руки метателя все еще тянулись вслед выпущенным снарядам, когда его накрыл каменный град, увернуться от которого летун не мог при всей своей сноровке.

Треть камней пролетела мимо, но и тех, что угодили в покаянца, хватило, чтобы счесть наш выстрел удачным. Рваные дыры в крыльях – это было наименьшее из зол, причиненных нами врагу. Два булыжника шибанули ему в грудь и живот, один – в левую руку, а тот, чье попадание выдалось самым безупречным, – в лицо. Ошарашенный вингорец взмахнул руками и отшатнулся назад. Но верхушка скалы, на какой он находился, имела в ширину не более двух шагов, и устоять на ней Ханбиру не удалось. Очевидно, он понял это, когда уже летел вниз, поэтому и не успел закричать, грохнувшись на камни словно мешок с картофелем.

Зато Убби орал за двоих, огласив каньон своими боевыми выкриками. Один из сюрикенов был сбит встречным булыжником, но второй прорвался через каменный рой и рассек северянину плечо. На что он, победоносно ликуя, кажется, даже не обратил внимания. Я, в отличие от него, разразился обычной бранью, вскочил с земли и припустил к поверженному врагу, не забыв, однако, вынуть по пути из кармана брошенного рюкзака пистолет…

Падение с отвесной десятиметровой скалы убьет кого угодно, будь он хоть Бескрылый, хоть презирающий высоту вингорец. Однако, к моему удивлению, Прыгающий Камень не разбился насмерть. Судя по тому, что обе его лодыжки были сломаны, а голова цела (не считая расквашенного еще до падения носа), он кувыркнулся в воздухе и приземлился на ноги, упав затем набок и вывихнув правое плечо. При виде меня Ханбир захрипел и заерзал, пытаясь нашарить здоровой рукой в перевязи нож или сюрикен. Чтобы угомонить калеку, мне пришлось прострелить ему боеспособную руку в локте. Уразумев, что его минуты и впрямь сочтены, покаянец прекратил дергаться, обмяк и обессиленно уронил голову на песок.