Заметенным потоком листвы.
Миг не видеть тебя мне жалко,
Час не видеть тебя мне больно,
День не видеть тебя мне горе,
Но об этом не знаешь ты.
Стихли разговоры. Народ примолк. Кто-то судорожно прихлебывал из кружки, запивая ком в горле.
Каждый день прихожу я к морю,
И оно мне покой возвращает
Лишь наутро случайный прохожий,
Подошедший к соленой воде,
Коль знаком хоть немного с любовью,
По следам на песке прочитает
Те слова, что я вновь не решился
Предложить не волне, а тебе.
И с надрывом, с болью:
Я хочу подарить тебе слово,
Что дороже всех бриллиантов,
Я хочу подарить тебе песню,
От которой заплачет песок.
Я хочу подарить тебе сердце
Но тебе ведь не этого надо.
В самом деле, зачем тебе сердце?
Для чего тебе мяса кусок?
Все, не сговариваясь, потянулись зачерпнуть из бочонка. Пили молча, думая каждый о своем, закусывали чем попало или просто сигаретным дымом. Певец красивым переходом переключился на другую мелодию:
В майский день мне в жизни счастье выпало
В майский день тебя я повстречал.
Отчего же это слово выбрали
Обозначить бедствия сигнал?
Всех садов душистое сплетение,
Вишен подвенечная кипень...
Страх, отчаянье, изнеможение,
Боль вложили в слово "майский день".*
Так что тот, кто сжал закоченело
Микрофон у смерти на краю,
Вспоминает звезды мая спелые,
Девушку любимую свою...
*Mayday ("Майский день") - международный сигнал бедствия для радиотелефона.
- Кого хороним-то? - закричал, вскочив, молодой парень в расстегнутой до пупа цветастой рубахе. - Утомили уже погребальными маршами! Что проку хныкать, если назад все равно дороги нет? Мы живы, живы, черт побери!
Он вырвал из рук у певца гитару.
- А ну-ка, давай нашу, профильную!
Поставил на стол ногу, спихнув на пол пару кружек, картинно выщелкнул на улицу окурок и, взяв пару аккордов, объявил:
- Гимн Потерянной подстанции!
Кто-то поперхнулся. Инструмент громко зазвенел:
Нас называют нечистью,
Плюются через плечо,
Но у нас с удовольствием лечатся
И хотят лечиться еще.
О нас поминают шепотом,
Желают гореть в аду.
А мы выезжаем безропотно
Ко всем, кто попал в беду.
И припев:
Три-три-тринадцать,чертово число...
- Опа-на! - тяжелый кованый ботинок выбил гитару из рук певца. Незаметно вошедший плечистый мужчина в старой тельняшке под халатом, абсолютно седой при смоляно-черных усах, ловко на лету поймал несчастный инструмент за гриф и аккуратно прислонил к стенке.
- Ты что, Рой, в натуре! .Совсем очумел? Хамишь беспредельно!
Мужик, названный Роем, склонив набок голову и засунув руки в карманы видавших виды камуфллжных брюк, спокойно наблюдал за подпрыгивающим от возмущения парнем. Тот покипел-покипел, да и успокоился.
- Неприятностей хочется? - поинтересовался Рой. - Думай, что поешь. Или тебе две жизни намерено?
- Да бабьи сказки это все! Болтают невесть что! Работают люди и работают, никому не мешают. Если она вообще существует, эта Потерянная подстанция. Кто ее видел?
- Ох, молодежь... - покачал головой Рой, нацедил себе выпивки из бочонка и стал прихлебывать мелкими глотками, будто не спирт это был, а молоко.
Он поднял со стола хлебную корочку, пожевал неспешно.
- А знаешь ли ты, попрыгунчик, что стряслось с девятой подстанцией? Почему у нас никто с нее не работает и не работал никогда?
- Что-то припоминаю... Там вроде пожар был, да?
- Нет, взрыв, - подсказал кто-то, - там у них кислород, что ли, жахнул. Наверное, кто-нибудь из шоферов маслеными руками за вентиль схватился.
- Ага, и взрыв был, и пожар был. Да только не с кислорода.
Народ наперебой загомонил, требуя от Роя подробностей.
- Во, насели! Что, как дети малые, без страшной сказочки на ночь уснуть не можете? Ну ладно, слушайте. Вы небось думаете, что, кроме тринадцатой, все либо разбежались, когда собирали народ на Центр, либо крылышки сложили и ждали, что начальство скажет?
Ошибаетесь. Была еще девятая. Они по рации объявили об отделении от Центра и о том, что дальше намерены работать самостоятельно. Потом отключили связь и на запросы отвечать перестали. Администрация туда ездила - ее и на порог не пустили. Позакрылись, забаррикадировались. К ним на подмогу ли, для моральной ли поддержки еще пара машин с тринадцатой подъехала. Ни на какие переговоры не идут. Свой сектор сами обслуживать будем - и баста! В народишке брожение началось. Многие открыто заявили, что не худо было бы рассмотреть вопрос о замене руководства на Центре. Несколько бригад окольными путями ухитрились пробраться к девятой. Их приняли. В общем, раскол и развал. Вызова на наколке копятся, диспетчеры охрипли, телефоны добела раскалились. Персонал выезжает через пень-колоду Зато митингуют круглосуточно.
Что, вы думаете, сделала администрация? Созвонилась, договорилась, согласовала? Ничего подобного. Штурмовой вертолет "Касатка" знаете? Это такая дура размером с товарный вагон. Со всех сторон бронированная, а ракет и артиллерии как на добром крейсере. Ежели над тобой "Касатка" в чистом поле зависнет, можешь не стыдиться ни грамма, что в штаны навалил.