Грань (СИ)

— Кто надо, — говорю ей, садясь в машину к шефу. – А перед тобой, Нина, — продолжаю уже чуть грубее и свирепее, — я не обязана отчитываться. Поняла?..

— Скорее, боишься?!..

— «Б-о-ю-с-ь»?.. – переспрашиваю с оттенком некоторой снисходительности. – Нина, ты меня с кем-то путаешь.

— Ты...

— «Я» – просто не обязана. И мне пора.

***

В сенате нам подтверждают, что планы наши «удовлетворительные» и даже намекают, что, если мы запросим разрешение, нам, вернее, Франку его, скорее всего, дадут.

Тут бы порадоваться. Но когда выхожу из «дуги» — здания сенатской администрации – на Фербеллинскую площадь, на меня, словно сговорившись, нападают хандра, усталость, да и снова холод этот собачий. Заболеваю, что ли?..

М-да-а, теперь-то Франк с остервенением кинет туда ЭфЭм, весь ЭфЭм. Оно мне надо?..

Застыв, как задубевшая красноносая статуя, глазею на красную постройку над входом в метро на Фербеллинской.

Мартин, очевидно, заметив, что я не в полной исправности, запихивает меня к себе в машину. Прошу довезти меня до Ку‘Дамма и выкинуть возле универмага. Нужно же что-то делать.

От Рика, верней, с его рабочего, на который – а вот прикинь, Нина – он когда-то устанавливал перенаправление входящих с его личного, приходит:

Катя

Только это приходит, только мое имя и больше ничего.

Делаю вид, будто ничего не получала – может, и до него дойдет, что я «не звонила».

все ок?

Это уже через четверть часа, пока еду с Мартином на Ку‘Дамм. Да блин.

Затем, по прошествии еще какого-то времени, когда выбираю шарф в универмаге:

напиши чего хотела я на стройке не могу перезвонить

У меня в голове мелькает шальная мысль заблокировать его, но после того, что он вчера сделал для меня, вернее, для Эрни, мне сразу же думается: «Неудобно».

Ладно, думаю, поприкалывалась и хватит. На самом деле ни черта не выиграла, а теперь еще и простыла. И болеть-то некогда... Что ж, думаю, Нина, радуйся.

Я-то после того разговора не стала как-то хуже к ней относиться, просто и раньше не относилась хорошо. Равнодушно, скорее.

Шарф так и не вернула – пусть она себе забирает, мне не жалко. Или пусть избавится от него, если он ей мешает.

Расплачиваюсь в универмаге за новый, задыхаясь под маской и изо всех сил, до тошноты подавляя кашель.

«Да сроду бы я не стала так звонить. Это... даже не унизительно, а... да я не знаю... так надоедать людям. Мне, то есть. Вот стремная она».

«Она не стремная, просто, наверно, действительно любит его. А когда любишь, готова и на такое.»

«Да, может, это. А может, она просто всегда привыкла действовать напрямик, потому что ей всегда все доставалось даром. Хоть это, в общем-то, тоже не криминал».

«Да, так-то оно так, но... – и опять этот вопрос... извечный мой вопрос: только я-то тут причем? Да отстаньте от меня все. Все отстаньте. Оставьте меня в покое. И если обращаетесь ко мне, то только из-за меня, а не из-за себя».

Все же зря это я, думаю. Ведь Рик откликнулся, когда вчера позвонила. Все бросил и сразу примчался. – Просто сразу уловил всю серьезность ситуации – возражаю. – Да? – возражаю возражению. – Так ведь он потом сам говорил, что всё – ерунда и безобидно. – Значит, — делаю вывод, — просто поверил тебе на слово. После даже не вставлял, что «по пустякам побеспокоила». Вообще не вставлял. Ты позвала – он приехал. Услышал торопливую нервозность у тебя в голосе. Понял, что ты – на грани. Сразу. Как тогда – с полуслова, с полупощечины вломился в квартиру и врезал Михе.

Твою мать, думаю огорченно, насчет Михи – это я уже решила для себя однажды. Это он потому, что при нем женщину ударили.

А тут? Эрни. Это ж я все ради Эрни. Как чувствовала, что его сразу проймет и он поможет.

Да какая к черту разница? Я ворвалась в его жизнь не потому, что соскучилась не потому, что подоставать его захотелось или проверить, а по делу. Я всегда все делаю только по делу.

Эта его... официальная... которую он «нашел после долгих поисков», с которой у него серьезно, вернее, это она так думает – она ведь предположила, что это у нас с ним деловое было. Я могла бы не быть козой и уверить ее в этом. Ведь, черт меня возьми, это было неприятно. Вламываться – это всегда неприятно. Ей не понять. А она еще «просила», чтобы я его в покое оставила.

«Так я же и оставила!» – уже ору себе мысленно и с каким-то показным ожесточением затягиваю на шее новый шарф. От этого сильнее хочется кашлять, одышка ужесточается, а народ, спешащий навстречу, опасливо-осторожно поглядывает на меня.

«Я и не вспоминала бы, если б не Эрни. А теперь оставила – и на этом все!»

— На этом – все... кхе-кхе... – обращаюсь к зазвеневшей сотке.

— Сис, ты в порядке?..

— Кхе-кхе... да в порядке, в порядке... кхе-кхе.

— Точно?

— Точно. А ты че звонишь-то? Потрахался – и ладно, – объявляю офигевающему – я это слышу – Эрни, которого вообще-то собиралась воспитывать игнором. – Отцу сам расскажешь. Не, про бордель можно «не надо», — «повышаюсь». – Про резинки объясняли ж тебе?.. Надевал?!.. Ну, заразу, надеюсь, не подцепил – и норм.

— Сис...