Он избегал ее взгляда. Он терпеливо сносил все, что она с ним делала, как послушный и доверчивый маленький ребенок, которого замученная, но гордая мать готовит к первому причастию и очень тревожится за его первый в жизни костюм.
Юстина расстегнула последнюю пуговицу рубашки и освободила шею Убожки из плена воротничка. Убожка снял крестик, поцеловал его и спрятал в карман пиджака.
– Я не буду светить крестом, как Кшиштоф Кравчик, – пояснил он тихо. – И потом, Иисус как-то не сочетается с этим костюмом, хотя он, как вы наверняка знаете, барышня, нищим никогда не был.
Юстина взяла баночку с кремом и начала осторожно втирать белую эмульсию в лицо Убожки.
– Ты совсем не заботишься о себе, Убожка. У тебя страшно сухая кожа после бритья.
Раздался громкий стук в дверь. Она заметила, что Убожка вздрогнул и сразу сгорбился. За дверью стоял портье, знаток чипов.
– Входите, – пригласила она, отступая к ванной. – Мне только нужно вытереть крем с рук.
Портье вошел в прихожую, покосился на Убожку, стоящего перед зеркалом, и вежливо поклонился, а потом быстрым взглядом осмотрел номер.
– Наш охранник снизу сдает дежурство и спрашивает, что делать с пляжным зонтиком, который приволок с собой этот Убожка или как его там. Ну, тот, который был с вами утром. Охранник считает, что он зонтик украл с пляжа и с ним проблем не оберешься. Вот он и прислал меня, чтобы…
Она не дала ему закончить. Взглянула на него со злостью, выскочила из ванной, встала напротив и прошипела:
– Знаете, скажите этому отвратительному пузатому засранцу в тесной форме, что он должен следить за этим зонтиком во все глаза и как можно внимательнее. Для его же собственного блага. Потому что, если вдруг зонтик пропадет – я лично подам заявление о краже. Пан Мариан Штефан Убогий, который является временным владельцем зонта, отдал его на хранение под личную ответственность охранника и очень просил о нем позаботиться, что я засвидетельствую лично и с большим удовольствием перед любым судом. И под присягой. И вообще вы вполне можете спросить обо всем самого пана Убогого! – Она возвысила голос, не скрывая раздражения.
– Пожалуйста, не надо так нервничать, – ответил удивленный ее такой резкой реакцией портье. – Я просто выполняю поручение дирекции, то есть охранника. И потом, у меня нет намерений гоняться за всякими бродягами.
Она широко улыбнулась и крикнула:
– А вам совсем и не надо никуда ни за кем бегать! Абсолютно не надо!
Она встала рядом с портье и обратилась к Убожке, который молча прислушивался к этой беседе, беспокойно то застегивая, то расстегивая пиджак:
– Мариан, ты не хотел бы поведать пану офицеру полиции, как служба охраны отеля «Гранд» в Сопоте, которой ты доверил свой зонтик, его потеряла?
Портье некоторое время всматривался в лицо Убожки, потом с изумлением посмотрел на нее, а потом снова перевел взгляд на Убожку. Стояла такая тишина, что слышно было, как он нервно сглотнул. Когда Убожка поднял голову и посмотрел на него, прищурившись, портье резко развернулся и торопливо вышел, не сказав ни слова.
– А я этого зонтика на сто процентов не крал. Я его только взял, чтобы барышню от дождя прикрыть. И отдам. И за пользование им после девяти, потому что ведь до девяти-то бесплатно, все до копеечки заплачу. Зонтики тут выдает мой добрый приятель, мы с ним вместе…
Она не слушала его. Смотрела, как двигаются его губы, как он жестикулирует, морщит лоб, как расчесывает пальцами волосы, как чешет в голове, как улыбается, как хмурит брови, как сглатывает… Она разглядывала его, но не слушала. «Этот мужчина, – думала она, – стал вдруг кем-то совсем другим».
Она вспомнила, как на лекциях в Гейдельберге молодая профессорша из Гарварда, прибывшая с визитом, сопровождая свой рассказ множеством фотографий, рассказывала о некоем явлении, которое она называла «аттракционизм», сравнивая его с нацизмом, сексизмом и гомофобией. Она утверждала, иллюстрируя это многочисленными примерами, что предубеждения, связанные с внешним видом, так же сильны, как предубеждения, связанные с цветом кожи, сексуальной ориентацией или полом. Аттракционизм отличается разве что тем, что в большинстве случаев он не осознается. Люди не говорят вслух о том, что красивое равно хорошему, но подсознательно они предпочитают красивых и часто подвергают дискриминации уродливых. Поступают так и женщины, и мужчины, и даже – что удивительно! – дети. Красивые и ухоженные люди воспринимаются более положительными и оцениваются более позитивно. И эта склонность к прекрасному является врожденной, а не приобретенной.